Жернова истории - часть 1

Все время нашего разговора Лида просидела в сторонке на стуле, не проронив ни слова. И лишь когда мы, подведя разговор к концу, утратили деловую сосредоточенность, и смогли немного отвлечься на происходящее вокруг, мы оба обратили внимание на Лиду. Я – с некоторым смущением, потому что толком не понимал, как мне вести себя с ней дальше, а Лазарь, не обремененный всякими душевными рефлексиями, запросто поинтересовался:

— Э, Лида, а как у вас в Комуниверситете ребята, не смогут помочь заводским комсомольцам с налаживанием хозрасчета?

— Найдем таких, раз надо, — тут же откликнулась она.

— Очень надо! — подтвердил Шацкин. — И, кстати, статейку ты написать сумеешь? О наших бригадах? Я тебя хоть завтра с одной такой бригадой могу познакомить, парни тебе материал дадут, а?

— Не писала я никогда, — пожала плечами Лагутина, — но среди наших студентов есть несколько, что и в газетах уже печатаются. У некоторых даже довольно бойко получается.

— Вот-вот, нам как раз такие и нужны, с задором! — оживился Лазарь. — Сведи меня с ними!

— Так приходи к нам, на Миусскую, я тебя прямо там и познакомлю, — предложила ему девушка.

— Лады! — и Шацкин хлопнул ладонью по колену.

Когда мы уже прощались в прихожей, Лида негромко заметила:

— Что-то вы, Виктор Валентинович, совсем меня позабыли. И не заходите почти…

— Дела, Лида, — пытаюсь оправдаться, хотя и не очень искренне, — совсем текучка заела. Но и ты ведь со мной повидаться не спешишь. В тире на Лубянке я тебя уже давненько не видел.

Она внимательно посмотрела на меня и ничего не ответила…

XIII съезд РКП (б) открылся 20 мая 1924 года – в точном соответствии с решением Пленума ЦК, о котором сообщила "Правда" третьего апреля сего года. Так, вот уже и пошли изменения по сравнению с известной мне историей: решение Пленума ЦК было то же самое, но вот съезд в действительности открылся только 23 мая… Стоп-стоп! А откуда я помню эти даты? Голову могу дать на отсечение (впрочем, нет, лучше не надо, пусть она пока побудет на плечах…), что этих дат у меня в памяти не было! Ну, не силен я на даты! Опять неведомый подсказчик вмешивается? Или при переносе мне просто память так активизировали, что всплывает любая информация, которую я когда-либо лишь пробежал глазами? Не знаю. Да и не узнаю, наверное… Так что – плюнуть и растереть.

Тем более что память работала как-то избирательно. Читая по газетным отчетам речь Зиновьева, выступавшего перед съездом с политотчетом ЦК, я вспоминал известный в моем времени вариант лишь приблизительно (ну, очень приблизительно!), а потому и не смог во всех деталях оценить произошедшие изменения. Но кое-что все же уловил. Конечно, в связи с иным развитием дискуссии 1923 года речь почти не содержала упреков лично в адрес виднейших оппозиционеров. Яростные нападки Зиновьева вызывала лишь позиция непримиримых "левых" Смирнова и Сапронова, которые не переставали кричать о бюрократическом перерождении партии. Теперь главной мишенью критики вместо Троцкого, как было в моей истории, стали они. Однако оценка самой дискуссии и платформы оппозиции осталась примерно той же. Зиновьев, ссылаясь на единодушное мнение делегатов съезда, утверждал, что оппозиционеры были кругом неправы, "забыв" о том, что на районных конференциях оппозиционеры частенько получали около трети голосов – а кое-где и большинство.

Крайней демагогией отличалось хвастовство Зиновьева об успехах коммунистов в Европе – и это при крупнейших неудачах в Германии и Болгарии, при сокращении численности компартий. Не останавливался он и перед тем, чтобы передернуть факты – говоря об успехах коммунистов на выборах, он сравнивал полученное ими число голосов с числом голосов, поданных за социал-демократов, но не на прошедших выборах… а до мировой войны!

Меня немного удивило, что Зиновьев, при всех его нападках на социал-демократию, ни единым словом не попытался привязать социал-демократию к фашизму. Неужели я ошибся, и через месяц, на V Конгрессе Коминтерна, тезис о "социал-фашизме" так и не прозвучит?

Насторожила меня содержащая в заключительном слове Зиновьева оценка политической позиции "спецов". Понятно, что старая интеллигенция жаждала либеральных свобод – так и черт с ними, не видать им этих свобод как своих ушей без зеркала. Но Зиновьев делал отсюда далеко идущие выводы, от которых уже тянуло запашком показательных процессов…

Разумеется, больше всего меня интересовали кадровые решения съезда и состоявшегося вслед за ним Пленума ЦК. Очень интересно было также, как Политбюро поступило с письмом В.И. Ленина, адресованным съезду? Но о последнем я мог узнать только от Шацкина. К Рязанову обращаться не хотелось – зная, какую он имел репутацию среди руководителей партии, лучше было контактировать с ним пореже, и, во всяком случае, иметь для каждой встречи достаточно невинные формальные предлоги.

* * *