Жертва

— Это важно, потому что на самом деле вы не должны… испытывать привязанность к такому человеку, как он.

Она стала закрывать дверь.

— Простите, у меня дела…

— Миссис Олкок. — Кроу положил руку на резную панель двери. — Так ваш муж считает себя еще сильнее, когда он знает, что может убивать и по-прежнему быть любимым, мучить женщин за спиной у жены, а потом обманом заставлять ее любить себя. Дома все так мило. А вне дома он чудовище.

Чудовище? Он пожалел, что так выразился. Слишком резкое слово. Невероятное, фантастическое. В реальном мире чудовищ не существует. Это больше похоже на Джекила и Хайда.[7] Человек с двумя лицами. Чтобы создать чудовище, нужно сначала сделать его человеком.

— Я не обязана вас выслушивать.

Кроу поднял руку. Она права. Она не обязана его выслушивать. И никто не обязан. С какой стати? Дверь захлопнулась, и он стал разворачиваться на пороге, как вдруг услышал звук снова медленно открывающейся двери. Он уставился в землю и стал говорить, говорить ради этой женщины:

— Если вы хоть сколько-то цените жизнь огромного количества девушек, тогда сделайте вид, что вы никогда меня не видели. У вас же есть дочь, верно? — Взгляд, который он бросил на нее, одновременно и угрожал, и молил о помощи. Он смотрел, как она отреагирует на его слова. — Не соглашайтесь с этим. Я имею в виду, вы должны ее защитить.

— Вы арестуете моего мужа?

Кроу на минуту задумался. Какое-то время назад он бы арестовал Олкока, но больше он не считал себя полицейским. Он пошел дальше, преодолел границы, державшие его в бюрократических рамках нового, несправедливого правосудия. Теперь он будет творить правосудие так, как он его представляет, старым способом. Никаких добреньких формальностей, позволяющих освободить преступника, никаких сделок, никаких богачей, покупающих невиновность за деньги. Отныне только чистая справедливость. Нет, даже не так. Одна жизнь за множество отнятых жизней. На самом деле даже смерть одного человека не уравняет весы. Правосудие — это сильно искаженная абстракция.

— Ваш муж убийца. — Он говорит лишнее, но это должно быть сказано. — Он снимает порнофильмы, где мучают девушек. Вы знаете, что это такое?

Триш почувствовала кружение и легкость в голове. Она крепко вцепилась в дверную ручку и уставилась на белый зимний двор прямо перед собой. Мужчина пошел прочь от нее, выдыхая ртом, он испытывал потребность срочно поставить барьер в виде расстояния между ним и ею, как будто он боялся того, что сейчас произнесет Триш.

Она услышала свой голос, такой тихий, как будто слетал не с ее губ.

— Что вы хотите сделать?

— Вы не знаете меня, миссис Олкок. Я здесь никогда не был.

— Не делайте ему больно, — удалось выговорить ей, но в ее словах не было силы.

Триш была как в тумане, из-за его слов у нее чуть сместилась фокусировка. Она видела только смутный образ мужчины, которого она никогда не видела раньше, который пришел сказать ей, что собирается убить ее мужа за то, что он сделал без ее ведома, за жизнь, которой он жил помимо их общей жизни. Чудовище в человеческом облике, которое она укрывала своей любовью.

«Что там происходит?» — оцепенело спросила она себя, услышав далекий звук захлопнутой автомобильной дверцы. Она держалась за дверную ручку и смотрела на дома на другой стороне улицы, на рождественские гирлянды и вырезанные в картоне фигуры Санта-Клаусов. С безветренного неба стали падать большие хлопья снега. Она подумала, как это красиво, как это идеально красиво, и ей захотелось сказать об этом кому-то, но, мысленно поискав собеседника, она не нашла никого около себя.

Каждый раз, когда Кроу думал о Дженни Киф, он поднимал локоть и бил Ньюлэнда сбоку в голову. Это не мешало ему вести машину. Он оставался спокоен и смотрел на дорогу, держа руль левой неподвижной рукой.

Съехав с бульвара Лейкшор, Кроу направился к Эшбриджес-Бей. Когда он увидел открытые проволочные ворота рядом с портом, он въехал во двор. Когда он заезжал раньше, ворота были закрыты, но теперь и они, и припаркованная рядом с грузовым въездом машина встретили его как добрые знаки. Поставив машину бок о бок с темно-зеленым БМВ, Кроу стянул ноги Ньюлэнда серебристой клейкой лентой, с шумом отдирая ее от мотка, и оставил его в машине.

Стальная служебная дверь была заперта. Кроу нажал на задвижку большим пальцем, но она не поднялась, тогда он оглядел выкрашенные в болотный цвет боковые стены склада в поисках окон и заметил их наверху.

Только одна машина, подумал Кроу, оглядываясь. Одна. У мистера Олкока никакой защиты. Очевидно, он не считает себя преступником и, следовательно, не чувствует необходимости нанимать телохранителя или «помощника».