Что в такой ситуации я могла ему ответить? Иногда лучше просто молчать, и именно сейчас я решила прислушаться к голосу рассудка. Перед глазами замелькали картинки. Кровь на полу… Руки-ноги изогнуты… Головы стоят в ряд… Чья-то рука задела мой локоть. Это Одьен. Он заглушил двигатель и достал ключи из замка. Хлопнула дверь, и через несколько секунд дверь с моей стороны открылась.
– Вылезай, я поведу, – приказным тоном заявил Одьен.
Я не сопротивлялась. Отпустила руль и вылезла из машины. Обогнула свою развалюху и села на соседнее с водительским сидение. Одьен отрегулировал зеркала заднего вида и завел двигатель. Я же отвернулась от него и прислонилась лбом к стеклу. В молчании Одьен заехал на станцию и вышел из машины. Через двадцать минут ячейку в моей развалюхе заменили и Одьен вернулся назад.
– Я тебе кофе купил. Черный с сахаром.
– Да, – прошептала я, закрывая глаза.
– Принято говорить «спасибо», а не «да».
– Да.
Я иду вдоль прохода в тетиной шубе. Стойка кассира впереди. Я знаю, что увижу что-то плохое. Я знаю, что мне не стоит туда идти, но все равно двигаюсь вперед.
– Алексис, тебе плохо? – прозвучал тихий голос над самым ухом.
Я повернула голову и встретила его взгляд. Когда он наклонился ко мне? Когда взял мои руки в свои?
– У тебя пальцы ледяные.
– У меня бывает… …такое… – прошептала я.
Одьен отпустил мои руки и завел двигатель. Я же, словно очнувшись из забытья, уставилась на два стаканчика кофе на приборной панели.
– Левый – мой. В пакете есть горячие бутерброды.
– Спасибо, я не голодна.
– Зато я голоден.
Я протянула ему стаканчик с кофе, и Одьен взял его в левую руку.
– Достань мне бутерброд, пожалуйста, – попросил Одьен.
Я протянула ему один из бутербродов и хотела забрать стаканчик с кофе, но Одьен просто наклонился и откусил от бутерброда знатный кусок.
– Может, лучше я кофе подержу? – предложила я.
Одьен с набитым ртом хмыкнул:
– Не штоит.
Я кормила Ригарда, пока он пил кофе и управлял машиной одной рукой, маневрируя в потоке автомобилей, направляющихся к окружному центру по автомагистрали.
– Почему ты ничего не ешь? – спросил меня Одьен, прикончив второй большой бутер.
– Нет аппетита.
– Ты и на работе ничего не ешь. Это нехорошо, тем более, что ты выглядишь истощенной.
Н-да… Лучше бы он промолчал…
– Обычно, мужчинам нравятся худые женщины, – попыталась отшутиться я.
– Мне – нет, – серьезным тоном заявил Одьен.
– Я вас в расчет не брала, доктор Ригард.
– Не увиливай. Ты худая, как щепка. Смотришься болезненно. Кроме того, ты явно не высыпаешься и закапываешь свои глаза всякой дрянью.
– Вы опять говорите мне столько комплиментов, – выдохнула я и отвернулась к окну.
– По крайней мере, я честен с тобой.
– За это отдельное «спасибо». Хорошо, если бы вы были честны со мной и в остальном.
Одьен хмыкнул:
– Не думаю, что моя отповедь придется тебе по вкусу.
– Настроение уже испорчено, так что можете продолжать.
– Меня беспокоит твое поведение. Все начинается с малого, Алексис. С одного пациента в реанимации, которого тебе стало жаль.
– Кажется, эту тему мы с вами уже обсудили, – отрезала я.
– Если обсудили, тогда почему ты в хранилище личных вещей наведывалась?
Меня словно током ударило. Я непроизвольно сжала пальцы и едва не раздавила стаканчик с кофе в руках.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– Дуру из себя не строй! – с угрозой произнес Одьен. – Я все знаю. В больнице практически во всех помещениях установлены камеры наблюдения, и я могу просматривать записи с них, не выходя из кабинета.
– В туалетах камеры тоже установлены? – на всякий случай спросила я.
– Не смешно.
– Я серьезно, доктор Ригард.
– В душ и на унитаз можешь ходить без опаски.
– И на том «спасибо».
– Если остальные узнают, что ты сделала, тебя могут привлечь к ответственности.
Я сглотнула и продолжала молчать, потому как не могла понять, к какой ответственности меня можно привлечь за посещение хранилища личных вещей.
– Ты знаешь, что подкармливать их без официального разрешения запрещено, – продолжал Одьен. – Так какого черта ты играешь с огнем?
– Я никого не подкармливала.
– Я хранитель, – напомнил Одьен. – И из второго измерения прекрасно видел, что именно ты сделала!
– Подглядывать нехорошо, доктор Ригард.
– Законы ограждают нас от ошибок, которые мы можем совершить, – напомнил Одьен. – Тот, кто забывает об этом, обречен.
– Это моя жизнь, доктор Ригард, и я буду делать с ней все, что захочу.
– Почему ты всем врешь о своем происхождении? – начистоту спросил он.
– Потому что лучше быть живым послушником, чем мертвым райотом, – ответила я.
– Райотов давно никто не преследует.
– Не все такие дружелюбные с райотами, как вы, доктор Ригард.
– И какого это – жить в тени и играть роль того, кем ты не являешься?
– Сложно, – призналась я.
– Без посторонней помощи ты вряд ли бы справилась, а значит есть тот, кто помогает тебе так жить.
Я снова промолчала.