– Да, Капитан, – сказал он с широко раскрытыми глазами. – У нас здесь внизу все готово. Ты на месте? Я вижу твое окно в гостинице. У тебя прекрасный обзор, правда? Ты все делал замечательно, Дитер Бауманн, я внимательно следил из ресторана за твоими меткими выстрелами. Через десять секунд я взрываю бомбу, а ты стреляешь вот в этого, понятно?
Совсем другим тоном он обратился к Асаду, не убирая мобильника от уха.
– Повернись лицом к своей семье, Заид, – скомандовал он. – Иначе я расстреляю всех твоих дружков, что стоят позади!
Но Асад не повернулся. Галиб все равно расстреляет их, это и так все уже поняли.
– Что ж, это твое решение, – сказал он и поднял пульт над головой. – Ты готов, Бауманн? – сказал он в мобильник.
И вдруг выражение лица у него резко изменилось. Он вскинул брови и посмотрел вверх на гостиницу. И лишь за одну роковую секунду до того, как прямо в его лоб вошла пуля, он понял, что все его планы рухнули.
Группа позади Асада молниеносно разбежалась во все стороны с громкими криками. Асад еще раз поднял взгляд к верхним этажам гостиницы, ожидая следующего выстрела, который поразит его. Но ничего не произошло, если не считать того, что мальчик у коляски закричал и бросился к телу Галиба.
«Он возьмет автомат и выстрелит в меня?» – подумал Асад.
И прыгнул вперед, но мальчик его опередил. Однако, вместо того чтобы схватить автомат, он упал на тело и зарыдал.
– Папа, папа, папа, – плакал он.
Асад поднял «узи» и пульт, осторожно снял пластиковую крышку на обратной стороне пульта и вынул две маленькие батарейки, которые при суммарном напряжении в три вольта могли принести неисчислимые разрушения.
Мобильник снова зазвонил.
– Да, Вебер, что у вас произошло?
Голос у того был взволнованный, тем не менее в нем чувствовалось огромное облегчение.
– В номер Дитера Бауманна мы проникли пять минут назад. Ситуация была предельно ясной. Вокруг него валялись гильзы и таблетки. Он был практически при смерти, винтовка торчала из окна, прицел направлен в ту сторону площади, где ты стоял. В руке у него был мобильник, и, когда тот зазвонил, мы отобрали его, а Бауманну надели наручники. На твое счастье, с нами был Магнус Крецмер. Такого отличного снайпера в подразделениях антитеррора еще не было. Когда мы взяли мобильник и стали слушать словесный понос Галиба, Крецмер не выдержал. «Нет, это
Наступила небольшая пауза. И Вебер, и Асад – оба были взволнованы.
– А ты заметил, что стрельба в центре прекратилась? – спросил Вебер.
Асад обернулся. И правда, так оно и было. Впервые за последние двадцать минут стало тихо, если не считать жалобных криков раненых и сирен приближавшихся машин «скорой помощи».
– Да, – сказал Асад. – Я заметил это.
Уличная картина ожила. Полицейские и солдаты в полном боевом снаряжении бросились к телу Галиба и мальчику, который обнимал его. Тяжело было смотреть, как его оттаскивают от отца и уводят. Ведь он ничего не сделал.
Тут Асад услышал топот сапог с другой стороны и увидел подходивших саперов с их оборудованием и в защитных костюмах для разминирования.
Эти люди пришли спасать Марву, Неллу и Ронью. Асад больше не мог сдерживать своих чувств. Все напряжение и весь ужас, которые накачали его тело адреналином и мобилизовали его защитные механизмы вместе с колоссальной агрессивностью, в эту секунду взорвались в нем с такой силой, что руки опустились, а сам он упал на колени. Умершие, живые, брошенные, вроде этого мальчика, который только что потерял своего отца, каким бы отвратительным тот ни был, – все это и еще сознание того, как близко он был к тому, чтобы потерять своих близких, стало толчком, и Асад разрыдался так, как не рыдал никогда в жизни.
Тем временем специалисты по разминированию с риском для собственной жизни усиленно работали, чтобы к нему вернулись его родные.
Асад поднял руки к небу и произнес краткую молитву. Он благодарил Бога и обещал, что с этого момента он будет тем человеком, каким его хотели видеть родители. По отношению к себе и ко всем тем, кто его окружает.
Немного позже, когда саперы закончат свою работу, он поедет с родными в больницу и будет присматривать за тем, чтобы они получили достойное лечение и заботу, как это требовалось в их нынешнем тяжелом состоянии.
Потом Асад повернулся к Хоану Айгуадэру, который неподвижно сидел в коляске.
– Прости, Хоан, я задумался.
Хоан попробовал кивнуть. Уж кто-кто, а он точно понимает это лучше других.
Асад положил ему руку на плечо.
Тут Хоан что-то сказал, чуть громче, чем раньше, может быть, действие лекарства понемногу стало ослабевать.
Асад наклонился к нему и попросил повторить.
– Как ее звали?
– Кого звали, Хоан?
– Жертву двадцать один семнадцать.
Асад закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Она очень много значила и для тебя тоже, правда, Хоан?
– Она стала много значить, да.
– Ее звали Лели.
– Лели…
Асад кивнул. Сейчас ему очень хотелось крепко обнять его.
– Я могу что-то сделать для тебя, Хоан? Только скажи, потому что я обязан тебе очень многим.