Жертва 2117

Полицейский, который назвал себя Гордоном, был раздраженным и уставшим, но, услышав, с кем говорит, сразу изменил тон.

– Вот что! – решил подразнить его Александр. – До победы двадцать один семнадцать я еще не дошел, но должен тебе сказать, что счет открыт.

Он почти воочию видел, как в голове полицейского крутится вопросительный знак. Со смеху можно умереть.

– Какой счет? – поступил ожидаемый вопрос. – Ты стреляешь в число двадцать один семнадцать, правда? Это трудно?

Александр расхохотался:

– Трудно, ха-ха. LOL[29]. Ты даже представить себе не можешь, что трудно, а что не трудно, ведь не можешь, а, фараон тупоголовый? – Он считал секунды, пока его слушатель переваривал оскорбление. На этот раз времени ушло больше, чем он предполагал.

– Да-да, возможно, я этого не представляю, – ответил тот. – Но зато скажу тебе, мы знаем, что означает число двадцать один семнадцать. Это номер жертвы, которую несколько дней назад вынесло на берег в Айя-Напе, правда? Скажи мне, почему эта старая женщина так много значит для тебя?

Александр обмер. Как они узнали? Он оглянулся. Он что-то упустил? Забыл поменять одноразовые карты в телефоне? Им удалось вычислить айпи-адрес его компьютера? Или что-то еще, о чем он не знает? Но как? Это ведь невозможно.

– О чем ты тут растрепался? – ответил он, чувствуя, как теряет уверенность.

– Немедленно заканчивай эту игру, – послышалось в трубке. – Иначе мы сами приедем к тебе и поможем, понял?

Секундная пауза.

– Too bad[30], слишком поздно, – ответил Александр.

– Слишком поздно? Никогда не может быть слишком поздно, – произнес полицейский.

– Неужели? Тогда скажи это голове моего отца, которая лежит и усмехается сейчас в морозильной камере. Это уже не игра. – И он положил трубку.

25 Гордон

День десятый

– Смерть является идеальной приправой к жизни, это как каперсы к венскому шницелю, – всегда шутил отец Гордона вплоть до того печального дня, когда его отправили в хоспис, парализованного, поседевшего, с пластиковыми трубками, подключенными ко всем отверстиям.

Шутка была так себе.

В отличие от отца, Гордон смотрел на это иначе. Для него осознание смерти стало вечным кошмаром жизни и источником горя. Он целыми днями пытался понять, почему Ларс Бьорн, который значил для него так много, должен был умереть столь внезапно. И пока вопрос оставался без ответа, он минимум двадцать раз на дню проверял свой пульс в ожидании того дня, когда сердце вдруг остановится. И все остальное остановится следом. Медленно, но неуклонно страх перед последним ударом сердца захватывал его все больше. Мысли о смерти мучили его днем и ночью, а кроме того, он стал ощущать физическую боль в груди.

«Правильно ли я дышу ночью? – спрашивал он себя. – Если мой пульс в состоянии покоя равен восьмидесяти, не изнашивается ли от этого сердце?»

Мысль о судьбе, которой не избежать и которая в любой момент может обрушиться на него, приводила его в ужас.

С тех пор как смерть поселилась в глазах Асада, лучше не стало. Раньше Асад всегда ходил с улыбкой на губах или иронической отстраненностью от жизненных невзгод. Все изменилось после смерти братьев Бьорн и печальных известий о его семье. Гордон хорошо понимал, как Асад, при всей своей внешней невозмутимости, оценивал события последних дней. И никто из слышавших его рассказ не сомневался, что он готовится убить Галиба за страдания своей семьи и прекрасно понимает при этом, что такая же участь может постичь и его самого.

И вот Гордон сидел на своем привычном конторском стуле с грустными мыслями о жизни и смерти, время от времени измеряя пульс, чтобы быть уверенным, что все в порядке. Зрелище было жалкое.

Затем он встал и несколько раз обошел вокруг стола. Здесь, в отделе «Q», все текущие операции были отражены на стендах с заметками, выписками из документов и фотографиями. Наводящее ужас место, где всякие размышления о собственном самочувствии полагалось посылать к черту. И тем не менее его занимали именно такие мысли. Он думал, не попрыгать ли на месте, не отжаться ли пятьдесят раз, ведь тогда все будет хорошо и смерть с позором отступится от него.

Гордон успел отжаться от пола десять раз и уже обливался потом, когда зазвонил телефон.

– Алло, – раздался голос.

Достаточно было одного слова, чтобы Гордон понял: это тот парень, который собрался убивать людей.

– Ну да, это опять я, фараон, – сказал парень.

Словно кукла-марионетка, Гордон потянулся к телефону и нажал на кнопку записи.

Голос парня казался неприятно самодовольным и даже ликующим.

«Сейчас я спрошу, как его имя и как называется игра», – подумал Гордон. В соответствии с планом он должен быть дружелюбным и понимающим. Но до этого не дошло, тон парня стал наглым и высокомерным. А когда вдобавок он стал издеваться над Гордоном, тот больше не смог сдерживаться и сделал мощный выпад.