Жертва безумия

Отдел по расследованию убийств напоминал редакцию бедной городской газеты. Кабинки детективов были разделены невысокими перегородками, столы завалены бумагами. Все свободное пространство занимали металлические шкафы разных оттенков серого или желтовато-серого цвета. На стенах и досках для объявлений висели старые записки, распоряжения, приказы, карикатуры. На шкафу для документов стоял старый радиоприемник с круглой шкалой настройки — такие выпускали в шестидесятых годах. Из динамика доносился голос:

«…одно из самых громких преступлений со времен изнасилования сабинянок и до линдберговского похищения, происшедшего в нашу эпоху…»

Лукас замер у двери, держа в руках пластмассовый стаканчик с куриным бульоном. Голос показался ему знакомым, но Лукас не мог вспомнить, кому он принадлежит, пока ди-джей не произнес: «Вы слушаете Билли Уокера по прозвищу „Блэкджек“, Эдина продолжает задавать вопросы доктору Дэвиду Гедлеру… Доктор Гедлер, минуту назад вы сказали, что жертвы киднеппинга принимают сторону похитителя, отождествляя себя с ним. По-моему, это прекрасный пример того, что происходит, когда наша либеральная школьная система засоряет мозги детей политическим бредом; молодежь поддается этой обработке, поскольку она исходит от людей авторитетных — от профсоюзных шавок, называющих себя учителями…»

Гедлер возразил мягким, трагическим голосом: «Понимаю ваши чувства, хотя не могу полностью согласиться с вами: существует много хороших учителей. Да, подобная идентификация часто имеет место и начинается в первые часы после похищения. Жертвы подсказывают преступнику, как обмануть полицию…»

Лукас уставился на приемник, не веря своим ушам. Грив за столом ел шоколадный батончик.

— Он говорит, как чертов политикан, да? Похоже, он только и мечтал попасть на радио. Вышел из школы и тотчас отправился в студию.

— И давно он в эфире? — Лукас допил бульон и бросил стаканчик в корзину для мусора.

— Час, — ответил Грив. — Кстати, вас ждет толпа репортеров.

— Ну их к черту, во всяком случае, пока.

В офисе находилось довольно много сотрудников: люди из отдела по расследованию убийств и преступлений, связанных с насилием, а также их коллеги из полиции нравов, отдела сексуальных преступлений и разведки. Почти все они ели и пили. В комнате пахло кофе, кукурузными хлопьями и пиццей.

Хармон Андерсон подошел к столу Грива, держа в руке бутерброд с курицей.

— Он готов на все ради денег, — заметил Андерсон. Он из семьи фермеров и был специалистом по компьютерам. — Гедлер не настоящий врач. Он получил степень бакалавра психологии в каком-то захудалом колледже Северной Каролины.

Шеррил, все еще мокрая, вошла в комнату, кивнула Лукасу и подошла к радиоприемнику.

— Все слышали?

— Нет, я недавно пришел, — ответил Лукас и обратился к Гриву: — Вы попросили его молчать?

Грив кивнул:

— Как обычно. Я просил не разглашать информацию, чтобы петухи не знали, какими сведениями мы располагаем. Сказал, это усилит нашу позицию в суде, если он состоится.

— Вы сказали — петухи? — повторил Лукас.

— Да. Застрелите меня за это.

— Плевал он на вашу просьбу. — Шеррил взъерошила мокрые волосы. — Я слушала в дороге. Он вспоминает детали, которые не сообщил нам…

— Сочиняет, — сказал Лукас.

— Каждый хочет стать знаменитостью, — заметил Грив.

Они замолчали, слушая радио.

«Доктор Гедлер, вам известно, что полиция не снижает количество преступлений, а лишь регистрирует их и иногда ловит преступников, когда несчастье уже произошло. Это похищение тому пример. Если бы у миссис Манет или у вас был револьвер, вы смогли бы остановить бандита. А так вы стояли в коридоре, не имея возможности что-то предпринять. Замечу: преступники вооружены, и пора нам, честным гражданам, воспользоваться Второй поправкой…»