Жертва Гименея

– Это уж то-о-очно! – протянул парень. – У одной не могу допроситься завтрак приготовить, другие вообще сбежали с утра пораньше, и это, надо заметить, при том, что я – единственный мужчина в семье! А если Аллочка замуж выскочит? Хотя…

– Нет уж. Погоди, – насторожилась Варька. – Это про какое такое внимание ты, Аллочка, заговорила? Что, опять в подъезде надпись «Фома+ Таня = любовь» увидела, да? Опять у девчонки гормоны играют?

Это знал весь дом: на пятом этаже проживала светлая девочка Таня пятнадцати годков. Тихо проживала, с родителями, и никому никогда гадости не делала. Но исключительно раз в месяц у девчонки сносило крышу, и она добросовестно пачкала стены подъезда надписями: «Я люблю тебя, Фома, Варька, брось его сама!», или же: «Червяк без яблока не может, а мое сердце Фома гложет», или – «Птичка съела весь горох, я люблю тебя, Фома». Последнее произведение отчего-то не содержало в себе рифмы, но было особенно любимо Фомой и всеми Неверовыми. Сразу было видно – как сильно девочку терзает первое нерастраченное чувство. И уже родители ругали дочурку так, что стены тряслись, и соседи материли несчастную девчушку ненормативной лексикой, и сами родители драили стены и извинялись всякий раз, когда сталкивались с Неверовыми в подъезде – ничего не помогало. Поэтому по умолчанию было решено: пережидать сей взрыв любовных девичьих страстей, как небольшое неудобство, и только. Вот Варька именно на Танюшку и подумала, когда Аллочка завела этот разговор. Но сейчас как раз дело было не в ней.

– Алла! Ну что ты молчишь? Опять Танька?

– Варя, ты такая наивная, – с легким превосходством взглянула на племянницу Аллочка. – Да если бы только Танечка!

– Да! – вздернулся Фома. – Можно подумать, я вообще какой-то! Можно подумать, настоящие женщины мной уже и заинтересоваться не…

– Его страшно любила Трофимова, – строго произнесла Гутя.

– К… кто?! – вытаращился Фома. – Вероника Семеновна?!

– Именно! – тожествующе подняла палец Аллочка и вдруг повернулась к сестре: – Гуть! А я тут подумала – а может, она на Фомку тоже завещание написала, а? Вот бы здорово! Мы бы сразу Фомку от нас отселили, правда же? Фома! Значит, слушай: в понедельник пойдешь к нотариусу и так, между прочим, поинтересуешься – а не оставляла ли у него завещания некая Трофимова, на имя…

– Фома! Да не слушай ты ее, – отмахнулась Гутя. – Аллочка, ну что ты ерунду несешь?

– Да какая ж это ерунда? У этой Трофимовой денег куры не клевали, у нее и кур-то не было! А им лень к нотариусу заглянуть.

– Ты как себе это представляешь? – вскинулась Варька. – Он, значит, отстоит обалденную очередь. А потом эдак невинно заглянет и спросит: «А вы не в курсе, там никакой покойник мне ничего не передавал?», – ты что, совсем уже?!

– Правда, – как-то неуверенно поддакнул Фома и щелкнул пальцами. – Но сама идея хороша. А вообще, с чего ты взяла-то, что она меня, ну, что я нравился этой Трофимовой?

– Нам сегодня ее друг так сказал, Наумчик, – объяснила Гутя.

– Вы ходили к Трофимовой? – удивилась Варька. – А почему нас не позвали?

– А что там целой делегации делать? – фыркнула Аллочка. – Там все равно ничего не было, только бумажки нашли какие-то.

– И что? – нетерпеливо спросила Варька. – В этих бумажках что-то есть?

– А вот мы сейчас позавтракаем, а потом все и усядемся их перебирать, – проговорила Гутя. – И вообще, нас ждет серьезная работа. Аллочка, это я между прочим, тебе говорю! Серьезная работа – это значит, ты чистишь картошку, Фома пылесосит ковры, Варька моет полы, а я… Ух ты, батюшки! Мне же надо позвонить по работе!

Когда семья встала из-за стола, заняться бумагами у них все же не получилось. Отчего-то без умолку принялся звонить телефон. Сначала позвонила Гуте ее давняя клиентка, Алевтина Карловна, и выплакала все свои проблемы, накопившиеся за неделю. Алевтина Карловна, дама лет шестидесяти, никак не могла найти свою вторую половину и жутко переживала, что ее драгоценные годы не скрашены мужским вниманием. Причем всех кавалеров, которых ей находила Гутя, она безбожно отметала – ее интересовали непременно звезды эстрады, причем довольно крупного масштаба. А Гуте только единожды удалось завлечь на вечер звезду местной филармонии, семидесятилетнего конферансье, да и тот на Алевтину внимания не обратил, а принялся волочиться за тридцатилетними девочками. Поэтому каждые выходные Гутя честно отрабатывала свои деньги, сочувственно вздыхая возле телефона.

Потом Аллочке позвонила Таня Комарова и, сильно смущаясь, спросила – как скоро она может рассчитывать на трудоустройство, потому что у ее мужа с работой дела вообще пошли ни к черту, а кушать хочется. И ведь Алла Власовна ей обещала! Аллочка промямлила, что сейчас главврач временно отбыл в командировку, на Канары, а без него она такие вопросы решить никак не в состоянии.