Жертва негодяя

Она фыркнула от смеха, а он покрепче сжал объятия и постарался заставить себя разделаться с тем ночным кошмаром, который не давал ему покоя. Если он все-таки укушен — лучше застрелиться сразу. Ему пришлось видеть, как умирал мужчина, укушенный бешеным псом, — вряд ли можно вообразить нечто худшее. Но что, если та псина укусила Перси? Если он опоздал? Ее тонкая белая шея, окровавленный нож в его руке, слюнявая морда бешеного пса — все эти видения смешались в его воображении.

Перси слабо ойкнула, он опомнился и ослабил хватку. Всю свою юность он оберегал Перси, защищал — она была для него просто Перси. Восемь лет спустя, испытывая к ней мужское влечение, он точно так же стремился опекать ее, но хватит ли у него мужества сделать для нее то, что он сделал бы для себя? И надо ли?

— Элис? Что-то не так? — Она повернулась и посмотрела ему в лицо: ее зеленые глаза потемнели от тревожного ожидания.

Он внутренне встряхнулся, чтобы откинуть все черные мысли подальше, в темный угол — там их место. Наихудшее — плод его воображения; с ними обоими все в порядке, ребенок цел, а ему следует запереть свои кошмары в темном чулане, чтобы она не испугалась, увидев их в его глазах.

— Наша одежда попорчена — я пропах рыбой, да и вы теперь, верно, тоже. Мы не успели обойти весь рынок — и скупить все подарки к Рождеству, так что миссис Бастэбл до сих пор стенает, да и любой бы приуныл от таких несчастий.

Перси заулыбалась, невольно развеселившись, и ее напряжение ушло.

— Сумасшедший.

Это прозвучало как поощрение, и улыбка ее была искренней, без малейшего намека на заигрывание, но внезапное желание обрушилось на него словно волна. Он хотел ее — сейчас же. Он хотел ее: горячую и дрожащую, нежную и настойчивую. Почему-то он знал, как приятна ее свежая кожа, знал, как она будет отвечать ему, доведенная до экстаза. Ему хотелось понять и принять ее, окунуться в жар ее страсти и обладать ею. Ему хотелось ее — той животной страстью мужчины, который только что смотрел в глаза смерти и пережил в эти секунды столько, сколько ему вряд ли доведется испытать за всю дальнейшую жизнь.

Она все так же безмятежно смотрела на него и нежно улыбалась, в ее глазах сияло почти религиозное преклонение перед героем. Элис склонился и поцеловал ее, раздвигая языком ее губы, раскрывшиеся с потрясенным вздохом. Он прижал ее к себе так крепко, что чувствовал ее груди. Это ощущение нежной, упругой плоти заставило восстать его плоть в неодолимом порыве страсти.

Перси, должно быть, почувствовала его эрекцию и не могла не понять, что этим поцелуем он предъявляет свои требования, но она не сопротивлялась. Она словно таяла в его руках: широко раскрытый рот словно приглашал его, язык поддавался его ласкам, ее руки удерживали его, пока он наслаждался и ликовал, испытывая торжество древнего охотника. Он убил бестию — ради нее — и теперь должен получить свою награду.

Сиденье резко накренилось, едва не сбросив их с коляски: рикша опустил оглобли на землю. Элис ухватился одной рукой за борт, а другой крепко обхватил Перси; встряска вернула его в реальность. Черт побери, он едва не изнасиловал женщину прямо в коляске на улицах Мадраса.

— Дьявол!

Она неотрывно смотрела на него, потрясенная тем, что они сейчас вытворяли. Затем девушка выбралась из коляски — самостоятельно — и направилась к другому рикше.

Элис заплатил рикшам, нашел лодку, расплатился с носильщиками, проследил за погрузкой багажа, затем направился к трем женщинам. За это время к нему вернулось самообладание. Миссис Бастэбл, обмахиваясь веером, повисла на руке Эйврил, но выглядела уже гораздо увереннее. Эйврил улыбалась. Перси, с побелевшим лицом, смотрела на него совершенно равнодушно, но если бы остальные зрители вполне пришли в себя, они непременно заметили бы ее припухшие от поцелуев губы. Она потерянно молчала.

Он усадил их в лодку, в один ряд, а сам сел напротив, чтобы видеть лицо Перси. Она сидела, крепко сжав руки, и равнодушно смотрела на уставших гребцов, потом спокойно приняла его помощь, усаживаясь в кресло беседки. Она поднималась последней, и он успел влезть по веревочной лестнице, чтобы принять ее на борту.

— Я провожу леди Перси в ее каюту, — сказал он Эйврил и подхватил Перси под руку, не дожидаясь их возражений.

— Вторая слева, — крикнула Эйврил ему в спину. — Я подойду через минуту.

Если кто-то и был в кают-компании, он не заметил их. Смущаясь от пережитого шока, он неловко распутал узлы тесемок на брезентовом пологе, пропустил ее в каюту и заставил прилечь на кровать.

— Простите меня, — сказал он, когда она подняла на него взгляд. — Так бывает, это просто мужская реакция на пережитую опасность. Это ничего не значит… Вы здесь ни при чем. Не корите себя — это не ваша вина.