Жертва негодяя

— Оставьте меня. И не просите больше выйти за вас замуж.

Он долго молчал, не находя что сказать. Он не привык к поражениям и никак не ожидал, что будет здесь разбит наголову — сокрушительно. Но джентльмену не подобает жаловаться или громко выражать свои чувства; он осведомился о ее желаниях, и она ответила ему с той искренностью, которая вполне убедила его.

— Ваш шарф, Перси. — Он поднял широкую прозрачную ленту из газа, накинул ей на плечи и провел пальцами по нежной коже.

Вероятно, в последний раз он может позволить себе такую вольность, внезапно понял он и позволил себе еще один маленький грех, коснувшись тыльной стороной ладони ее щеки.

Вечер был в разгаре, и в зале толпились гости, когда он нехотя вернулся в дом. Похоже, никто не хватился Перси, и он стоял, одинокий и потерянный, удивляясь самому себе и потирая ушибленные костяшки пальцев правой руки.

Она все еще там, на террасе, погруженная в раздумья о мужчине, которого она любила. Тому ублюдку явно наплевать на нее, иначе он не оставил бы ее в одиночестве и избавил бы от приставаний распутников. От приставаний Элиса Линдона.

Взгляд его затуманился, и он вдруг с ужасом понял, что на глаза его навернулись слезы. Элис быстро вышел из зала в холл и щелкнул пальцами, требуя подать ему шляпу, трость и плащ.

— Велите моему кучеру ехать домой, я пойду пешком.

Он вышел на улицу и пошел куда глаза глядят. Проклятье, но она принадлежит ему! Он любил ее. Что же она творит, возжелав другого? Он любил ее. Элис остановился посреди мостовой как вкопанный.

Так вот что означало это волнение, это умиротворение, когда он был рядом с ней, когда их мысли перекликались — и они смеялись, понимая друг друга без слов! Страсть. Потребность защитить ее. Любовь — то самое чувство, которое, как он полагал, не может испытывать зрелый, благоразумный мужчина.

— Хочешь подружиться, красавчик? — Он обернулся на голос: девчонка, услужливо подставив локоток, плутовато посматривала на него снизу вверх, явно приглашая в темный переулок.

— Нет. — Он опустил руку в карман и выудил для нее монету. — Я совсем не расположен дружить.

Проститутка попробовала монетку на зуб и пошла прочь, кокетливо оглядываясь через плечо и вихляя тощими бедрами под мишурой безвкусно-пышного наряда.

На корабле Перси как-то спрашивала его, почему он не женится на ней, а затем, не дожидаясь его ответа, объяснила, почему она не примет его предложение. «Я желаю вас, но не люблю. Вы мне даже не нравитесь — так, как нравились в детстве», — сказала она.

И он все давил на нее, принуждая принять его предложение, так что в конце концов — несмотря на возродившиеся непритязательные дружеские отношения — они окончательно перестали понимать друг друга и все свелось к заурядному препирательству. А для него эта вольная дружба, эта страсть и чувство долга постепенно, естественно и незаметно сплавились в нечто целое, неизмеримо большее — и он даже не осознавал этого. Вероятно, это проснулась любовь, до поры дремавшая в его душе.

Мог ли он убедить ее? Уговорить? Но если она отдала свое сердце другому, ее ничем — и никем — не возьмешь.

— Черт, я сам все запутал, — известил он пустынную улицу.

Как ему теперь жить без Перси?

Он ушел безо всякого сопротивления, оставив поле битвы за неведомым противником, уныло думала Перси. Но ведь он и не знал, что за это поле стоит побороться. Он не знал, что она любит его, не знал, что она желает ответного чувства. Будучи благородным мужчиной, он спас ее от Лангема, сделал все, чтобы исключить скандальные для нее последствия, — и ушел, приняв ее объяснение в любви за окончательный отказ. Джентльмен до мозга костей.

Но то прикосновение, та томительно нежная ласка… Он прощался или благословлял? И то и другое, вероятно. Она слепо глядела в пустоту ночи. Элис был с нею всегда — всю ее жизнь. И теперь она потеряла его — навсегда.

Она вздрогнула, но не от холода — от мысли, что в Лондоне ей не избежать встреч с ним и невыносимо будет видеть, как он найдет себе жену — на всю оставшуюся жизнь.

Она уже так замерзла, что даже мысли ее застыли. Она вошла в зал — мать увлеченно беседовала с двумя приятельницами.

— Я подумывала о храме Сент-Джордж на Ганновер-сквер, а свадебная трапеза пройдет на Гросвенор-стрит. Они затем собираются поехать в усадьбу в Южном Девоне и… А, Перси, милая, а я все удивляюсь, куда же ты пропала.

— Извините, мама, но я неважно себя чувствую. Наверное, простудилась. Можно я возьму экипаж, а затем отошлю его обратно?

— Ты действительно очень бледна, милая. Я поеду с тобой.

Мать поспешила вывести ее из зала, не забыв между тем педантично соблюсти ритуал прощания с хозяевами.

— Надеюсь, это всего лишь легкая простуда, — говорила она в карете, заботливо укутывая Перси пледом. — Такие события назревают в этом сезоне, жаль, если ты пропустишь самое главное.

— Мама, мне хочется уехать домой. Немедленно. В Коум.

— Домой? Прямо сейчас? Но почему?