Жертва Сименона

Исподволь разглядывая попутчицу, я не могла отделаться от мысли, что где-то уже видела ее. Что-то в лице этой женщины, в ее походке, манерах казалось мне неуловимо знакомым. И от того, что я не могла сообразить, откуда это странное чувство, мне стало очень досадно.

Между тем, красотка не проявляла ко мне ни малейшего интереса – значит, она меня не знала. Отвернувшись к окошку, она сосредоточенно наводила марафет: покачивания и толчки вагона сильно мешали этому делу, требующему особой точности. Зная по собственному опыту, какая это мука – накраситься в вагоне на полном ходу, я сочувственно следила за ее манипуляциями.

Наконец женщина убрала в косметичку все, кроме зеркальца, и стала искать в сумочке что-то еще. Она снова и снова перетряхивала содержимое крошечного ридикюля, шевеля губами – совсем как я недавно, когда искала билет. И наконец подняла на меня свои огромные глаза, которые больше не выглядели заплаканными – только чуть-чуть усталыми и очень растерянными.

– Расческу потеряла… Что же теперь делать?

Это вышло у нее так искренне, так непосредственно, что женская солидарность захлестнула меня с головой. Я уже простила этой бедняжке, что Дрюня был готов променять меня на нее.

– Если моя вас устроит… Конечно, она не новая, но перхоти у меня вроде бы нет.

– Да какая там перхоть, пустяки… Конечно, устроит, спасибо огромное! – Блондинка взяла у меня расческу, подкрепив свою благодарность очаровательной улыбкой. – Если б вы знали, как и чем мы гримируемся в театре, вы бы не говорили. Вы бы просто в ужас пришли!

В театре? Так вот оно что! Теперь-то мне стало понятно, почему она кажется мне знакомой, а я ей – нет. Пока женщина причесывалась, я загрузила в «компьютер» своей памяти файл «Театры» и стала его просматривать. Ну конечно: тарасовский драматический! В начале лета мы с сестрой были там на премьере – Полина через какую-то клиентку раздобыла контрамарку. Как же это я сразу не узнала примадонну?! Впрочем, ничего удивительного: пьеска была модерновая, так что актеров было трудно отличить от декораций. Я не помню, чтоб моя теперешняя попутчица – кажется, у нее какая-то прибалтийская фамилия – очень уж поразила меня своей игрой, но, летая над сценой в прозрачном белом хитоне, она смотрелась весьма эффектно!

– Вот теперь я вас узнаю! – Настала моя очередь мило улыбаться. – Вы играли в пьесе Сладовского, правда? Забыла название…

– Ах, и я тоже! Оно какое-то очень заумное. А наш спектакль назывался «Откровения». Вам понравилось?

– М-м… – Прямой вопрос поставил меня в тупик. – По-моему, театр чрезмерно увлекся формой подачи материала, за которой, я думаю, не все зрители смогли разглядеть глубокое содержание. Но ваша нимфа – если не ошибаюсь, ее звали Натали? – она была очень, гм… откровенная.

– Что вы! – перебила меня блондинка, округлив глаза.

– Натали – это муза художника, которая являлась мастеру в его снах. А в общем-то, вы правы! Спектакль получился не ахти.

Она задорно тряхнула волосами и засмеялась. Мне было крайне неловко, что попала впросак с этой чертовой нимфой, то бишь музой, но неожиданно встрявший Дрюня спас меня от позора.

– Е-мое, так вы, значит, актриса! А я все думаю, где это я вас видел… Ну, точно, блин! В июне моя благоверная потащила меня в драму: пойдем да пойдем, там, говорит, все наши собираются. А что – «пойдем»?! Буфет был дрянь… Правда, я не понял ни хрена, из-за чего там этот чувак все хандрил, но когда вы над сценой полетели – е-мое!.. Я думал, Витек – это дружан мой – из штанов выпрыгнет, в натуре. «Дрюня, – говорит, – я думал, вечер кобелю под хвост, лучше бы пива выпил, а теперь не жалею, что пошел».

Быть может, что-то в моем взгляде подсказало парню, что он сболтнул лишнее, а может, сам дошел – но только крепыш внезапно смешался.

– Нет, кроме шуток: это было классно! – промямлил он и уставился себе под ноги.

Разумеется, перед глазами у бедняги в этот момент было то же самое, что у меня: прозрачное одеяние летучей «музы» и ее прекрасно различимые формы, за которыми – я в этом уверена! – никто и не пытался разглядеть никакого «содержания». Даже если оно там было!

В отличие от нас с Дрюней, актриса вовсе не выглядела смущенной. Даже, пожалуй, наоборот: ей было приятно, что она произвела впечатление на публику.

– Спасибо. – Она картинно забросила ногу на ногу, едва не выбив при этом книжку из рук «сутулого», и взглянула на меня. – Ну что, попутчики, давайте знакомиться? Все-таки целая ночь пути… Меня зовут Айседора – как жену Есенина. Имя необычное, но мне нравится. И для актрисы очень подходит.

Я скромно назвала себя и добавила:

– Имя у меня самое обычное, как видите, но я на него тоже не жалуюсь. Кстати, для моей профессии имя не имеет никакого значения: я психолог.

Айседора отреагировала в полном соответствии со своей профессией.

– О-о!.. – И добавила как бы про себя: – Это как раз то, что мне сейчас нужно.