Жертвоприношение

– Три рубля будет? – спрашивает меня продавец, пустым взглядом глядя на такой же почти пустой кассовый аппарат, и я трачу еще минуту, чтобы наскрести с ладони эти самые три рубля, даю их продавцу и забираю белый пакет с покупками.

В конце концов я снова попадаю на улицу, встав обратно на свой путь, как поезд с дозаправки, и иду дальше, к безлюдной остановке, обклеенной объявлениями о приеме на работу и съеме квартир. Ночью автобусы ходят редко, и потому приходится стоять около тридцати минут, блуждая глазами то по звездному небу, то по полотну стоящего вдалеке панельного дома, засыпанного редкими огнями окон. Иногда мой туманный взгляд спросонья начинает обманывать меня, заставляя думать, будто все это – и небо, и стена панельного дома – одно целое.

С шумом вдруг загораживает их такой же источающий свет автобус, со скрипом открывая двери. Номер мне знаком, и он точно идет туда, куда мне надо, потому я сажусь в него, занимаю место у окна посередине и, расплатившись с кондуктором, снова утопаю в полудреме движущегося мимо меня города.

И вот через полчаса я уже там – в районе, где и есть теперь мое новое рабочее место. Напротив меня через дорогу стоит огромная пятизвездочная гостиница, к которой то и дело подъезжают дорогущие машины, а сзади – ресторан быстрого питания. Осталось лишь ждать, и потому я опускаюсь на стул летней веранды ресторана, ставлю пакет на стол и разворачиваю шоколадный батончик. Стоило бы, наверное, купить что-то внутри, но работает, к сожалению, только касса для автомобилей, потому приходится довольствоваться тем, что есть.

Проходит еще полчаса-час, пока я, заскучав, начинаю считать проезжающие мимо машины, рассматривать блуждающих вокруг меня голубей и ковырять пальцем облупившуюся клеенку на столе. Наконец я вижу то, что мне надо: из гостиницы выходит мой работодатель, держась за жопу какой-то проститутки. Он целуется с ней и сажает в подъехавший «Мерседес», а через минуту остается совсем один. Возвращаться в гостиницу он не собирается и переходит дорогу по направлению ко мне, но идет мимо, налево, собираясь, видимо, где-то там найти припаркованную заранее машину.

Ничего не остается теперь, кроме как встать и пойти за ним, но не слишком близко. Желательно вообще определить его путь заранее, чтобы знать точно, куда он придет в конце, и я решаю, что он оставил машину на бесплатной подземной парковке торгового центра, стоящей в двух сотнях метров отсюда. Как только эта мысль пронизывает мой мозг, я сворачиваю налево, в переулки, как раз перед тем, как он решает повернуться и посмотреть, не преследуют ли его.

По пути я ищу глазами какой-то предмет, который мог бы мне пригодиться, и это самое сложное: далеко не каждый предмет может подойти в этом деле. Это самая важная часть моего ритуала. Нужно найти что-то достаточно тяжелое, но при этом такое, что я смогу с собой унести. Особенно стоит учитывать инструкции, даваемые обычно заранее. Сегодняшнее действо можно было провести свободно, подобрав ритуальный артефакт исходя из своих предпочтений. Нога моя в какой-то момент упирается в выпавший из тротуара кусок плитки в форме мыльницы, который подходит идеально, потому я кладу его в пакет и продолжаю идти, ускоряя теперь шаг.

Уже на парковке я понимаю, что опередил его, и потому, спустившись вниз по крутой лестнице, захожу за одну из бетонных колонн и снова жду. Вытащив из пакета кусок каменной плитки, я начинаю смотреть на нее, будто вижу первый раз, и примеряю, какой стороной бить лучше всего. Удар должен быть молниеносным и желательно одним, как на скотобойне. Работодатель же мой идет медленно, будто ничего не подозревает, но я знаю, что агнец чувствует заранее, когда его хотят принести в жертву, поэтому не тороплюсь. Он проходит мимо моей колонны, и мне остается только подойти к нему сзади. Я еще раз пробую плитку и направляюсь к нему, медленно, но уверенно, как акула, точно знающая, что добыча уже не уйдет. Тут следует глухой удар, эхом раздающийся по всей парковке, и он падает с размозженным черепом на пол. В его затылке видна огромная дыра, сквозь которую выходят все его мысли, все сознание и культурный код, так тщательно всасывавшийся в этот обнаженный мозг. Из дыры быстрыми струями сочится кровь, стекая на пол, и смешивается с бетонной крошкой и песком. Таков мой ритуал подношения – красивый, красный и безнадежный, как эта бездна в его голове.