Жертвоприношение Андрея Тарковского

Вот такие были на самом деле столпотворения! Успех был невероятным, три недели залы ломились от желающих посмотреть "Зеркало". И что же? Чему это помогло? Какой истины доискались? Вопреки самым очевидным фактам Ермаш распорядился прекратить просмотры за "отсутствием" зрителя... Вот так вот запросто и не мудрствуя лукаво! Так что после этого "пробного проката" фильм получил вторую (!), очень низко оплачиваемую категорию и оставался напечатанным в трех-четырех копиях. <...>

Но и этого Ермашу показалось мало. Он велел провести общественно-профессиональную акцию в назидание потомству. Зачем и ради чего? Чтобы окончательно объяснить художникам, как следует и как не следует снимать свои фильмы. Причем сделал это снова иезуитски хитро: он закопал фильм Тарковского руками его же коллег. Если обсуждение "Андрея Рублева", которое проводил в Госкино когда-то мой отец, было организовано во спасение картины, то гибель "Зеркала" была запрограммирована протокольно точно, и некому было заступиться. На совместное обсуждение Госкино и Союза кинематографистов были поставлены четыре картины: "Зеркало" и "Осень" Андрея Смирнова, с одной стороны, и "Сталевары" Карасика и "Романс о влюбленных" Кончаловского - с другой... Две последние картины были противопоставлены двум первым как образцы, достойные подражания и демонстрирующие путь, по которому должно устремиться советскому кино. Словом, наш варварский метод известен - разделяй и властвуй!

Это было достаточно уникальное по тем временам обсуждение, в котором участвовали лучшие кинематографисты и которое, естественно, должно было быть опубликовано в "Искусстве кино", печатном органе Госкино и Союза. С горькой усмешкой рассказывал отец, как участники этого обсуждения, узнав, что их выступления будут опубликованы, бегали в редакцию, чтобы как можно более смягчить, поправить свои обвинения, высказанные в адрес А. Смирнова и, конечно же, Тарковского. Слава Богу, не заставили еще дополнительно опубликовать разносные статьи, а желающие их написать, конечно же, были...

Но всякое позитивное упоминание о "Зеркале" изымалось на уровне цензуры. Помню, как критик Инна Левшина, обсуждавшая фильм с десятиклассниками, пыталась совершенно безуспешно опубликовать это обсуждение в своей книжке, издававшейся в "Искусстве", - чуть не со слезами на глазах она рассказывала мне о том, как весь этот материал вымарывается из текста ее книги без суда и следствия!.."

В дневниках Тарковского российского периода (да и не только) - постоянный вопль недоумения: почему? "Иногда у меня впечатление, что я сугубо частное лицо и делаю фильмы для своего личного удовольствия - деятельность, натыкающаяся на протесты и огромное сопротивление..."

1973 год: "5 января "Солярис" пойдет в Москве. Премьера-в "Мире", а не в "Октябре" или "России". Начальство не считает, что мои фильмы достойны быть показанными в этих первых кинотеатрах города.

Зато они смотрят в "России" слабоумного Герасимова.

Я никого ни о чем не буду просить и не пойду на премьеру.

Мне нужно постепенно расстаться с мыслью, что мне кто-то нужен, и соответственно себя вести. Я должен быть выше всего этого. Несмотря ни на что, я остаюсь Тарковским. А Тарковский лишь один, в отличие от Герасимовых, чье имя легион...

Моя задача - делать фильмы, если дадут. И у меня нет никакого желания участвовать в тщеславных разборках так называемых художников. <...>

Ах, если бы нашелся кто-то, кто заключил бы со мной пятилетний договор, который дал бы мне возможность снять за это время столько фильмов, сколько бы я сумел. Прежде всего тех фильмов, которые хочу снять.

Я бы не потерял времени и наверняка смог бы за эти пять лет снять семь фильмов..."

Тот же январь: "Как все же печальна жизнь! Завидую всем, кто может делать свою работу, не завися при этом от государства. Да почти все, кроме кино и театра (о телевидении говорить не хочу - не считаю его за искусство), - свободны. От заработка, конечно, тоже, но они могут по крайней мере работать.

Что за примитивный, бесстыжий режим! Неужто он вообще не нуждается в литературе, поэзии, живописи, музыке, кино? В том-то и дело! Сколько бы проблем тогда исчезло с пути нашего руководства!

Борис Леонидович Пастернак, видимо, окажется прав в своем предсказанье, что я сниму еще четыре фильма*. Первый уже готов - "Солярис". Итак, осталось еще три. Всего-то навсего!

* Однажды в Москве у некоего Ревика на одном из спиритических сеансов, которыми Тарковский увлекался, он обратился к духу Бориса Пастернака. "На мой вопрос, сколько фильмов я еще смогу снять, он сказал: четыре. Я воскликнул: так мало. А он ответил: зато очень хороших".

Но ведь я хочу всего лишь - работать, и больше ничего! Работать! И разве это не гротеск, что режиссер, названный в итальянской прессе гениальным, сидит без работы? Честно говоря, мне кажется, что все это не более чем месть посредственностей, прокладывающих себе путь к власти. Ведь посредственность ненавидит художников. А наша власть сплошь состоит из посредственностей.