— Я лишь хотела… — начала было я, но, пройдя немного вперед, снова смутилась. Уж слишком откровенно Паркер потешался над моей нерешительностью.
— Ну, — вскинул он брови. — Продолжай… Ох, брось, Кэтти, я не кусаюсь, — и сам же рассмеялся. — Все верно, еще как кусаюсь. Но если ты не разозлишь меня, в чем я не уверен, то уйдешь к себе без истерик и обвинений в адрес моего такого неподходящего тебе характера.
И снова сердце больно обожгло вот этим ерничеством, этим постоянным сарказмом, будто Кай не знает других интонаций и слов.
— Обязательно все усложнять? — вспыхнула я, четко ощущая, как лицо заливает краска.
— А вот лучше ты мне скажи, милая, — тут же из беззаботного шута Паркер превратился в коварного насмешника. — Это ты у нас девица, обремененная моралью, которая постоянно говорит мне о моей негодности, жестокости и бессердечии, и при этом именно ты бросаешься в омут с головой, подготовленный не мной. Тобой, детка. Ты сама туда ныряешь. Мне было бы жаль тебя, походи ты на Беннет. Та тоже вечно ноет о неправильности моих поступков. Да ладно, вы серьезно? Кому как не мне напоминать вам обеим о жестоких реалиях жизни. Вы обе постоянно доказываете всем вокруг, что нужно уметь прощать. Вот только Бонни держит свое слово, хотя и забывает из-за клятв о том самом всепрощении, а ты, Кэтти… — еретик одарил меня лучезарным, почти озорным взглядом, — ты мечтаешь во всем походить на своих подруг. На одну из них. Я разочарую тебя, но ты не она. Твое сердечко трепыхается при виде меня так, что чаще всего мне хочется его вырвать.
Я часто моргала, чувствуя, что по щекам все равно поползли две отвратительные соленые капли. Обидно слышать подобное.
— Почему?
И зачем я это спросила?
— Да потому что я не понимаю, что тебе вообще нужно, Кэт! — разводя руками и повышая голос, но беззлобно, выдал Кай. — Это странно — слышать слова ненависти при нервно колотящемся сердце, стоит мне только посмотреть на тебя.
— Ненависть — те же чувства, — я поспешила утереть слезы, чтобы окончательно не пасть в глазах еретика.
— Да, только я умею различать поцелуи, милая. И твои — не из-за ненависти такие горячие.
— А знаешь что, — мотнула я головой. — Думай, что хочешь. Да, вот так, можешь льстить себе дальше. Я больше не стану пытаться что-то тебе объяснять.
— То, что нужно, — кивнул Паркер, откинувшись на спинку дивана. — Отправляйся к себе, пока я не придумал новое развлечение. Потом не жалуйся.
Досадно покусывая нижнюю губу, я поспешила к двери, когда ведьмак вдруг окликнул меня, сказав:
— Не переживай, я понял, что ты хотела мне поведать, Кэтти.
— Ничего, Кай, я абсолютно ничего не собиралась тебе говорить, — притормозила я у двери. — Просто думала, что неплохо бы предупредить: я осталась не из-за тебя, а ради своих близких, потому что тебя нельзя выпускать из тюремного мира. Жаль, что ты все же вырвался.
— О, это что-то новенькое, — рассмеялся еретик, и я оглянулась на него. — Что еще придумаешь, детка, чтобы только прикрыть собственные чувства?
Мне было очень обидно, что Кай постоянно насмехается надо мной. Он вообще никогда не раскрывал своих чувств. Я не знала, нужна ли я ему для чего-то важного, или же я таскаюсь за ним лишь потому, что он решил это за меня. Как будто я его игрушка, развлечение.
Меня охватило такое сильное чувство негодования, что я едва не топнула ногой, но вместо этого, откинув волосы назад, проигнорировала выпад Кая и вышла в холл. И уже ухватилась за перила, когда услышала за спиной голос еретика:
— Да ладно тебе, Кэтти, ты обиделась, что ли? Не стоит так остро реагировать на правду. Я ведь все понимаю, рядом со мной трудно сохранять рассудок, любая влюбилась бы. А тебе лучше прекратить это, я не собираюсь слушать твое нытье.
Я остановилась на половине пути и бросила через плечо, тщательно скрывая свои эмоции, что слезами застилали глаза:
— Хорошо, Кай, если хочешь, я исчезну. Но ведь ты не хочешь этого…
Ведьмак тихо рассмеялся, а потом сказал:
— Конечно, потому что ты погибнешь, глупая. А мне пока важно, чтобы ты оставалась жива.
Вот так сухо и откровенно. Я для Кая лишь выгода, особый вариант — запасной.
Не удержавшись, я тихонько шмыгнула носом.
— Боже, Кэт, ты серьезно? Опять плачешь? Мне даже скучно, я с такой легкостью манипулирую тобой. Теряю сноровку.
Но мне уже было неважно, о чем там болтает Паркер, я помчалась в отведенную мне спальню.
Там и мялась в кровати, глядя в окно, за которым было отнюдь не жарко. В тюремном мире стояло вечное лето, а здесь все еще немного холодно по ночам.
О сне не могло быть и речи, да я и не чувствовала усталости. Скорее, наоборот, была слишком бодрой.
Измучив себя размышлениями, я встала и подошла к двери, прислушалась и выглянула в коридор. Стояла тишина.
— Боже… — прошептала я, прижавшись плечом к стене. — Что я делаю? Вот неймется…
У меня плавились мозги от одной только мысли, что я в который раз спасла Кая, буквально закрыв его собой от своих друзей и брата, а потом еще и крови дала.