Жертвоприношения

Я с размаху опускаю рукоятку своего пистолета ему на голову — нужно же как-то заставить его начать беседу, — он слегка успокоился, придерживает руками ногу, но кричать перестает, только стонет с закрытым ртом. Уже прогресс. Однако, честно говоря, рассчитывать на его воспитанность не стоит, он человек несдержанный, так что, скорее всего, начнет вопить. Комкаю валяющуюся на полу футболку и запихиваю ему в пасть. А во избежание сюрпризов заламываю одну руку за спину. Другой он по-прежнему тянется к кровоточащей лодыжке, но руки у него коротковаты, он поджимает ногу под себя, изгибается. Равик не притворяется: лодыжка, как ни странно, это очень болезненно, там в нормальном состоянии полно мелких косточек. Лодыжка — орган уязвимый: если подвернете ногу при ходьбе, вас тут же пронзает острая боль, а когда лодыжку разнесло девятимиллиметровой пулей и пюре из раздробленных костей удерживается на ноге только несколькими связками и лоскутом мускулов, боль становится просто адской. К тому же хромота обеспечена. Впрочем, когда я ударяю сапогом по тому, что осталось, Равик начинает так извиваться, что ясно — не притворяется.

— Знаешь, скажи спасибо, что твоя курочка откинулась, а то бы ей было больно смотреть, как ты мучишься.

Но Равику, непонятно почему — может, ему на эту курочку было наплевать, — совершенно безразлична ее реакция. Думает, наверное, только о себе. Дышать становится тяжело: запах крови, пороха… Приходится приоткрыть окно. Надеюсь, это не страшно: вид из окна никудышный, прямо в стену.

Возвращаюсь, наклоняюсь над Душаном. Он весь в пене, не может усидеть на месте, вертится во все стороны, прижимает свободную руку к ноге. Рана на голове кровоточит, но, несмотря на кляп, в уголках губ собирается слюна. Я хватаю его за волосы — а как еще привлечь внимание человека?

— Послушай, толстячок! Я не собираюсь тут ночевать. Даю тебе возможность высказаться и рассчитываю на понимание, потому что в такой час я могу легко потерять терпение. Я не спал два дня, и если ты меня любишь, то быстро ответишь на мои вопросы. И тогда все спокойно отправятся спать — твоя курочка, ты и я, все. Понял?

Французский Равика всегда оставлял желать лучшего, синтаксических ошибок было просто немерено, не говоря уже о лексических. Поэтому, чтобы донести до него, что ты хочешь, необходимо выражаться прямо: простые слова, убедительные жесты. Так, в подтверждение своих недвусмысленных слов я вонзаю охотничий нож в то, что осталось от его лодыжки, нож перерезает остатки связок и мускулов, и вот ступня уже валяется на полу. Конечно, когда он будет съезжать с квартиры, за дыру в полу ему вкатают штраф, но что поделать? Несмотря на кляп, Равику удается заорать, он изгибается во всех направлениях, как червяк, а свободной рукой бьет по воздуху, как бабочка крыльями.

Теперь, думаю, главное он понял. Пусть немного переварит информацию и подумает, что к чему. Однако пора переходить к дальнейшим объяснениям:

— Понимаешь, я с самого начала не давал согласия на то, чтобы Афнер брал еще кого-то, ты тоже считал, что двое лучше, чем трое. О чем тут говорить — так доля больше, это очевидно. — (Равик смотрит на меня сквозь слезы, плачет он не от горя, а от боли, но я знаю, что попал в цель.) — Но поскольку ты кретин, каких мало… Да, Душан, да! Ты настоящий кретин! Зачем еще Афнеру было тебя выбирать? Ну конечно, потому что ты идиот! — (Лицо Равика искажается страданием, похоже, лодыжка его действительно достает.) — Ну так вот, ты помогаешь Афнеру меня обмануть, но и тебя тоже обманывают. Что и следовало доказать: ты, Душан, кретин, каких мало.

Судя по всему, Равика мало заботит сейчас повышение его IQ, большую озабоченность вызывает у него собственное здоровье, он пересчитывает свои ноги-руки. И правильно делает, потому что совершенно ясно: я начинаю нервничать.

— Думаю, Афнера ты не искал. Слишком уж опасный тип, ты мордой не вышел требовать у него по счетам, и тебе это известно: мордой ты не вышел. Кроме того, на тебе висело убийство, и ты предпочел заныкаться. Но мне-то Афнер нужен. И ты скажешь все, что поможет мне его найти. Как вы там между собой договаривались? Как все происходило? Ты скажешь все, что тебе известно, понял?

Мое предложение не лишено резонов. Я вынимаю у него кляп изо рта, но его взрывной характер тут же дает о себе знать: он орет что-то, чего я не могу понять. Хватает меня за воротник свободной рукой, а хватка у этого кретина крестьянская, сильная, я еле вырвался. Вот что значит быть доверчивым человеком.

И тут он плюет в меня.

В таком контексте то, что я делаю, становится совершенно понятно, он сам вынудил меня своим недружественным поведением.

Я отдаю себе отчет, что это нехорошо. Но я хотел показать свое хорошее воспитание, а Равик — деревенский неуч, нашел я тоже, перед кем метать бисер. Он слишком страдает, чтобы оказать настоящее сопротивление, слабак, в общем. Я валю его на пол двумя ударами ноги в голову и, пока он пытается вытащить из своей ноги нож, нахожу то, что мне надо.