Жертвоприношения

Меньше всего ему хочется увидеть фотографии Ирен. Он никогда не мог смотреть на них, никогда. Он увидел тело жены через несколько минут после ее смерти, это было как вспышка, после которой он тут же потерял сознание. Потом — ничего, в памяти осталось только то, что он тогда успел разглядеть. В папке же множество других — фотографии из службы криминалистического учета, из Института судебной медицины… Он никогда их не видел. Ни единой.

Да и не их он ищет.

Всю свою долгую жизнь убийцы Бюиссон всегда действовал в одиночку. Он был ужасающе организован. Но чтобы убить Ирен, чтобы закончить свой путь убийцы столь мощным fermato — убийством жены майора Верховена, ему была необходима очень точная информация, очень достоверная. Он получил ее некоторым образом от самого Камиля. Из близкого окружения майора, от члена его бригады.

Камиль возвращается к действительности, бросает взгляд на часы, набирает номер:

— Ты еще на работе?

— Я — да…

Луи редко позволяет себе подобные ответы, звучит почти как упрек. Этакая полуулыбка, означающая беспокойство. У Камиля остается меньше двадцати минут, чтобы явиться пред ясны очи генерального инспектора, но уже по первому слогу Луи понял, что комиссар далеко. Очень далеко.

— Я не хотел злоупотреблять твоей любезностью, Луи…

— Что вам нужно?

— Дело Мальваля.

— Мальваля? Жан-Клода?..

— Ты знаешь еще одного Мальваля?

Перед Камилем лежит фотография из дела Ирен. Жан-Клод Мальваль — высокий парень, крепко сбитый, но юркий, бывший дзюдоист.

— Можешь скинуть мне все, что на него есть? Мне на почту, на личную почту, — добавляет Камиль.

Фотография сделана во время ареста. Чувственные черты лица, тридцать пять — тридцать шесть лет… Камиль никогда не знает, сколько кому лет.

— Могу я спросить, в чем дело? — спрашивает Луи.

Мальваль был уволен из полиции, так как предоставил Бюиссону определенную информацию. В тот момент ему было неизвестно, что Бюиссон — убийца, в прямом смысле это не было сообщничество, и суд учел это обстоятельство. Вот только Ирен уже была мертва. Камиль хотел убить их обоих, Бюиссона и Мальваля, но так никого и не убил. До сих пор никого.

В центре всей этой истории находится Мальваль. Камиль знает это. Он вновь проанализировал все, начиная с четверного вооруженного нападения в январе прошлого года до налета в пассаже Монье. Есть только одна вещь, которая так и остается ему непонятна: какое все это имеет отношение к Анне.

— Тебе потребуется много времени?

— Нет, все в свободном доступе… Полчаса, не более…

— Хорошо. Кроме того, ты должен быть готов, я могу позвонить в любой момент.

— Естественно.

— Сверься также с графиком, тебе могут понадобиться люди.

— Мне?

— А кому же еще?

Представить себе, что происходит тем временем в зале заседаний на пятом этаже, не трудно. Ле Ган, сидя в кресле, постукивает пальцами по столу, запрещая себе смотреть на часы. Справа от него дивизионный комиссар Мишар, отгородившаяся внушительной стопкой документов, со скоростью света подписывает их, утверждает, что-то подчеркивает, выделяет фломастером, делает пометки… Все в ее поведении указывает на сверхъестественную активность: эта женщина ни секунды не теряет, умеет владеть собой и… черт бы ее драл!

— Мне пора, Луи.

Камиль с Дудушкой на коленях ждет. И все это время не двигается.

Теперь папка закрыта.

Он взял оттуда только фотографию Жан-Клода Мальваля, потом запихал все содержимое обратно в папку и стянул ее резинкой. Он даже положил ее у входной — лучше сказать, выходной двери.

Анна и Камиль, одна — в Монфоре, другой — в Париже, сидят в потемках и ждут.

Потому что, конечно, никакого такси она не вызвала: набрала номер и повесила трубку.

Впрочем, она прекрасно знала, что никуда не уедет. Ночник по-прежнему включен. Анна вытянулась на диване, мобильник зажат в руке, время от времени она посматривает на него, проверяет, не сел ли, или, может, она пропустила вызов, или, может, что-то случилось с сетью.

Телефон молчит.

Ле Ган положил ногу на ногу и теперь перебирает пальцами правой ноги в ботинке. И вспоминает, что такое движение, по Фрейду, означает не нетерпение, а представляет собой рудимент мастурбации. Что за идиот все-таки этот Фрейд, думает Ле Ган, который складывает одиннадцать лет лежания на диване и двадцать лет брака. Бросает косой взгляд на дивизионного комиссара Мишар, которая на огромной скорости сверяет копии электронных сообщений. Зажатый между Фрейдом, с одной стороны, и комиссаром Мишар — с другой, Ле Ган и цента не даст за остаток своего дня.

О Камиле ему думать невыносимо. Он даже не знает, кому может сказать об этом. Кому нужны шесть браков за двадцать лет, если об этом некому сказать?

Никто не позвонит Камилю спросить просто-напросто, не опаздывает ли он. Никто ему больше не поможет. Ну и наделал он дел!

19 часов

— Выключи ты его, черт возьми!

Фернан извинился, бросился к выключателю, погасил свет, рассыпаясь в извинениях: на самом деле он был рад-радешенек, что получил наконец разрешение отправиться в ресторанный зал, куда его призывали служебные обязанности.