Жертвы

Лобо-Кэньон – это бархатистые луга, раскинувшиеся до холмов, покрытых шапочками тумана, рощи калифорнийского дуба, радующие глаз на сухих местах, и зеленеющие травы там, куда дошла вода. К безупречным во всех отношениях домикам прилагаются равно безупречные загоны, населенные прекрасными резвящимися созданиями. И надо всей этой пасторальной красотой голубеет безоблачное небо цвета дельфтского фарфора.

Созданная тысячелетие назад богом, или природой, или кем-то еще, кому вы предпочитаете отдать должное, эта потрясающая местность десятилетиями развивалась и разделялась. На протяжении большей части периода разумного прогресса ее стремились сохранить. Но безмятежное величие имеет цену: тот, кто оказывается здесь, вдали от города, редко возвращается туда.

Во времена, когда я регулярно навещал своих пациентов, мне доводилось встречать немало скучающих молодых людей, развлекавших себя проказами, а иногда и преступлениями. И вот теперь мне было интересно, чем дочери Кори заплатили за право жить в Эдеме.

Что они будут делать, как держаться, когда все вокруг рушится.

* * *

Дом, в котором жили когда-то Урсула и Ричард Кори, находился за охраняемыми входными воротами в шести милях от автострады. Железные буквы над левым воротным столбом складывались в слова: РАНЧО ЛОБО ИСТЕЙТ. ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ.

Ворота выполняли скорее роль символа, чем барьера, и, вставленные в деревянную раму, занимали пространство более чем достаточное, чтобы впустить крупного взрослого мужчину. Извилистая дорога за воротами быстро исчезала из виду, протиснувшись узкой змейкой растрескавшегося гранита в тени местных сикомор и эвкалиптов, чужаков из Австралии, удостоившихся амнистии и статуса постоянного жителя.

Охранником оказалась плотная, средних лет женщина в голубой хлопчатобумажной рубашке с перламутровыми кнопками. Мы ждали, сидя в машине рядом с будкой, а она преспокойно читала «Модерн иквестриен»[16]. Глядя на Майло, я думал, что ему прекрасно удается имитировать терпение.

Наконец он громко откашлялся.

Женщина моргнула, но взгляд от страницы не оторвала.

– Вы к кому?

– К Кори. Только не звоните им заранее.

Повернувшись, она увидела перед собой полицейский жетон.

– Какие-то проблемы?

– Не с этой стороны ворот.

Женщина ждала. Майло смотрел на нее.

– Ладно, – сказала она наконец и нажала кнопку.

* * *

Деревянный знак в десяти ярдах от ворот предупреждал об ограничении скорости пятью милями в час. Я рискнул прибавить до пятнадцати, и шины «Севиль» заиграли сонату хруста на фоне проплывающих поместий, размеры которых варьировались от значительных до огромных.

Большинство с гордостью предъявляли свои имена: Ла Валенсия, Клаудберст Ранч, Эль Нидо, Стрейтуокер Фармс. Трава вовсю зеленела, пыль единообразного кремового цвета лежала ровным слоем, заборчики либо поблескивали полированной сосной, либо сияли белой краской.

Чудесные животные в загонах демонстрировали вычищенные до атласного блеска бока, а также гривы и хвосты, расчесанные и заплетенные столь тщательно, как будто их сушили феном.

Работали с лошадьми – объезжали, выгуливали, чистили – только женщины, причем все, за исключением одной, в темно-красном костюме для верховой езды, были одеты в облегающие джинсы и приталенные рубашки. Среди седел английские преобладали над ковбойскими. Подтянутые тела украшали драгоценности, поблескивавшие в тех же местах, что и на трупе Урсулы Кори. Я представил ее живой, едущей верхом, ведущей лошадь по кругу или просто наслаждающейся тишиной и покоем.

Ее усадьба значилась под номером девять и подходила скорее под определение «обширная», чем «огромная». На участке площадью в два с половиной акра поместились невысокий, с черепичной крышей дом в стиле испанского Возрождения и три служебные постройки в схожем стиле, включая двухэтажный амбар.

Общий вид на усадьбу складывался из открытой, поднимающейся к дому террасной лужайки, цветочных клумб в обрамлении живой изгороди и чистенького загона. Благодаря относительно высокому местоположению и вышедшему на поверхность пласту гранита, участок был защищен от назойливого любопытства соседей.

Манеж занимали две лошади, обе грациозные, караковой[17] масти, с черными гривами и хвостами, и белыми чулками. Лошади медленно шли по кругу, и каждая несла на себе стройную молодую женщину.

Здесь наконец-то присутствовало нарушение дресс-кода. Обе наездницы были в джинсах и футболках, одна – в красной, другая – в желтой. Распущенные волосы цвета сливочного масла струились по ветру. В сухом воздухе плыл звонкий смех.

Никакой необходимости разрушать эту идиллию не было; въезд на территорию участка находился сбоку, под выкрашенной белой краской аркой со словом «Авентура». Въехав на асфальтовую площадку, я припарковался на одном из четырех мест, обозначенных белыми линиями.

Девушки в футболках остановили лошадей.

– Ну вот, – сказал Майло. – Проклятие.

* * *