«Так сверкает вода», – подумала Низея. Но этот блеск был теплее и ярче и гуще.
«Или огонь», – подумала она снова. Но эти яркие искры были желтее и твёрже огня.
«Твёрдое пламя, – подумала Низея с растущим изумлением, – встало, как копья, а блещет, как жёлтое солнце».
Облако пыли выросло и разделилось. И перед глазами Низеи выплыл, как марево, небольшой караван, кочевье или племя в походе…
Но до сих пор она никогда не видала таких людей и такого похода. Живая толпа катилась по ровному полю, как будто река, прямо к пригорку Низеи. И впереди всех степенно шагала огромная лошадь. Она была не жёлтая, как степные коньки, а белая, как лебедь, с длинным хвостом и пушистой расчёсанной гривой. Она шла вместе с людьми, вольная, не раненая, без аркана и без всякой привязи и не уходила ни на шаг. Была как будто начальник похода и вождь племени. И правда, в середине толпы шёл человек, прямой, как дуб, и косматый, как старый медведь, в яркой шапке с белыми крыльями и нёс на шесте белую циновку или кожу. – Низея в первый раз увидала белёную ткань. – И на белом была намалёвана такая же лошадь с огромной веющей гривой, но только красная, как кровь.
За лошадью шёл высокий старик в белом балахоне до пят, с белыми кудрями и бородой до пояса. Низея угадала в нём жреца по кистям на плечах и по круглой трещотке, искусно вырезанной из дубового наплыва, как будто живое лицо.
В толпе были ещё лошади, тоже большие и разных цветов, рыжие и серые и вороные, всё больше по краям каравана.
«Как воины на страже», – подумала Низея, но тотчас же разглядела, что на спинах лошадей сидели люди с копьями в руках. Лошади шли смирно, подчиняясь всадникам.
«Вот это воины», – подумала Низея. Сзади двигались палатки или подвижные шалаши на круглых катках с оглушительным скрипом. – Низея в первый раз увидела телеги. – И новое диво: их тащили большие быки и чёрные буйволы, такие же смирные, как лошади воинов.
«Видно, все колдуны, – подумала Низея со страхом, – приколдовали диких и буйных скотов. Вдохнули им рабскую душу и пользуются, ездят»…
Телеги были наполнены скарбом и кишели детьми. Рядом шли женщины, старые и молодые, весело и вольно, без всякой ноши, ибо ноши были сложены в телегах. Впрочем, старых было немного. Больше шла молодёжь, юноши и девушки, резвые и сильные, не хуже своих лошадей. Как будто это был общий табун, недавно вскормленный и ушедший гурьбой на дальние пастбища, в чужую, неведомую землю.
Эти люди не были похожи на чёрных, приземистых Селонов. Они были крупнее и крепче, с кирпичным румянцем на светлых щеках. Волосы у них были таких же разных мастей, как гривы у коней, жёлтые и рыжие, светлые и русые. Головы воинов были гладко обстрижены, и только на темени был оставлен широкий клок, висевший назад или закрученный за ухо. Этот косматый хохол придавал их лицам какую-то птичью свирепость, как у красного кречета или у белоголового орла. У девушек были длинные светлые косы, заплетённые туго и висевшие сзади.
«А копья какие у них, – подумала Низея, – как будто осколки от солнца»…
Копья у конных и у пеших, действительно, блестели солнечным блеском, ясным и твёрдым, как жертвенный нож, святыня Селонов. У многих были такие же твёрдые яркие шапки, как будто горшки, и тоже с хохлом на темени сверху или с крыльями по сторонам, и даже коробки во всю грудь и спину, будто у черепах, и рубахи из твёрдых лучей, связанных вместе хитрее, чем лочские циновки, с воротом и рукавами.
Сзади погонщики, тоже верхами, гнали стадо коров и коней, неосёдланных и вольных, бежали большие собаки и подгоняли телят, но ни разу не укусили, хотя бы одного.
Впереди отряда, рядом со жрецом, но немного поодаль, ехал всадник, с ног до головы закованный в блеск. Лошадь его была тоже подстать, цветом, как спелая солома. Его грудь и руки и ноги были прикрыты яркой и твёрдой оболочкой, как у Солнечного Краба. Только на голове его не было шапки, и вместо неё по плечам рассыпались яркие нестриженные кудри. А лицо у него было молодое, безбородое, как будто у девушки.
Он ехал вперёд, не глядя на дорогу, и пел громким голосом ликующую песню. А в правой руке у него был странный топорик с десятком лезвий, режущих, звонких, пригнанных вместе под общую рукоять. И в такт песне своей он подбрасывал топорик изо всех сил вверх к сияющему небу и тотчас же ловил на лету, и ехал дальше и пел, и снова кидал, как будто старался забросить топорик на самое солнце.
Луры шли от великой реки Борион на дальнем востоке. Там в широкой травяной степи паслись несчётные стада, и стоял над рекою рубленный город Велун старого князя Асмерда из рода Ассиев «Светлых». А за Лурами в Горбатых горах гнездились жёлтые карлики, которые плавили медь и ковали из бронзы мечи и давали их Лурам в обмен за овчину.