Пораженный этим неожиданным взрывом отчаяния, майор отправился к начальству за инструкциями и вернулся с группой старших офицеров во главе с полковником Роузом Прайсом. Островский узнал также полковника Джеймса Хиллса, сочувственно поглядывающего на него. За колючей проволокой уже стояла наготове колонна грузовиков. Полковник Прайс объяснил, что получил приказ вернуть всех казаков в СССР — и обязан этот приказ выполнить. Он тут же добавил, что маршал Сталин как будто пообещал амнистию всем, кто служил у немцев, и что самое разумное для казаков — это мирно согласиться на выдачу советским властям и воспользоваться амнистией.
Казачьи офицеры встретили это заявление криками недоверия. Многие из них жили в СССР и хорошо знали цену словам Сталина. Опять раздались требования немедленно расстрелять их на месте или, по меньшей мере, выдать каждому пистолет с одним патроном. Полковник, отрицательно покачав головой, предложил майору Островскому отдать приказ о посадке в грузовики, но майор категорически отказался и сказал своим офицерам, что не намерен выполнять приказы англичан и они вольны делать, что хотят.
Тогда полковник Прайс отдал новый приказ: пусть те, кто готов подчиниться, отойдут вправо; те же, кто берет на себя смелость не выполнять приказы начальства — встанут слева, и их немедленно расстреляют. Оказавшись перед таким выбором, казаки растерялись. Среди них находилась молодая женщина, вдова полкового врача. С ней случилась истерика. Судорожно вцепившись в свои пожитки, она залезла в ближайший грузовик и, рыдая, упала на пол. Большинство офицеров вместе с полковыми священниками тоже сели в грузовики, но человек 50, в том числе и Островский, остались. Есаул Буш подбежал к ним с криком: «Господа, поедем: лучше умереть от русской пули, чем от английской. Докажем большевикам, что казачьи офицеры умеют умирать!» Но его доводы не подействовали на офицеров, твердо решивших держаться до конца.
Тех, кто добровольно сел в грузовики, провезли примерно с километр, но потом машины остановились и стали ждать. Еще с полдюжины грузовиков стояли наготове. Однако группа Островского не собиралась сдаваться. Офицеры простились друг с другом, находившийся среди них священник благословил каждого. По его совету они сели на землю: «расстрельная команда» Уэльского гвардейского полка уже стояла перед ними, и отец Федор Власенко справедливо заметил, что в сидящих на земле людей проще попасть. Минута шла за минутой, многие прощались с жизнью. Как писал позже один из казаков:
автоматы направлены прямо на нас. Еще миг — и прощай, жизнь! Переживания, связанные с приближением насильственной смерти, для меня были не новы, т. к. еще в 1918 году ЧЕКА семь раз выводила меня на расстрел. Как будто бы подобное положение должно войти в привычку. На самом же деле было далеко не так: в каждом случае все повторялось с начала, каждый раз вся прошлая жизнь мгновенно пробегала перед глазами, каждый раз все окружающее отступало куда-то в сторону, делалось призрачным, как во сне.
Казаки были бледны, но держались решительно; на лице майора Островского играла презрительная усмешка, священник утешал свою семнадцатилетнюю дочь Женю.
Выждав еще немного, полковник Роуз Прайс понял, что казаков сломить не удалось. Он послал вестового сказать офицеру, командовавшему «расстрелом», чтобы солдаты опустили оружие, и снова повторил казакам приказ садиться в грузовики. Одновременно к проволочному ограждению подъехала бронированная машина и остановилась метрах в двадцати от казаков. Они не успели сообразить, что к чему, как из дула в башне машины хлестнула долгая струя жидкого пламени. Несколько секунд огонь пожирал участок пшеничного поля прямо перед машиной, во мгновение ока уничтожая все, способное гореть. Казаков опалило волной жара. Затем струя пламени иссякла, оставив черную полосу дымящейся выжженной земли. Казакам продемонстрировали действие самоходной огнеметной установки «Уосп» («Оса»). Первоначальный напор огнеметной струи был столь мощным, что она едва не задела двух уэльских гвардейцев из охраны. Эта жуткая картина повергла в ужас даже самых бесстрашных казаков, а у двух девушек, находившихся с ними, началась настоящая истерика. С ротмистром Поповым, русским эмигрантом из Югославии, случился нервный припадок, с ужасным криком упав на землю, он бился в конвульсиях. Его тут же оттащили в ближайший грузовик.