Жертвы Ялты

Состояние дел в августе 1945 года не удовлетворяло ни одну из сторон. Советы, по обыкновению, выступали с обвинениями, что англичане в Германии запугивают де советских граждан, мечтающих вернуться домой, и мешают их репатриации *793. Британский МИД был недоволен, что его инструкции, не изменившиеся с момента Ялтинской конференции, постоянно нарушаются. А тут еще густым потоком пошли жалобы от тех, кого это дело касалось самым непосредственным образом, кто должен был проводить политику насильственной репатриации в жизнь. В Италии офицеры, охраняющие 10 тысяч украинцев в Чесенатико, заявили «решительный протест» против насильственной репатриации своих подопечных *794. В Австрии этот протест был выражен еще более открыто. Вот что рассказывает об этом непосредственный участник событий, полковник Алекс Уилкинсон, ставший в июле 1945 года военным комендантом земли Штирия:

В Штирии было несколько лагерей для перемещенных лиц, и мы должны были следить за ними. Один такой лагерь, в котором было около полутора тысяч человек, находился недалеко от Брюка-на-Муре. Однажды ко мне в Грац явились два офицера НКВД и сказали, что в соответствии с Ялтинским соглашением я должен посадить этих людей в поезд и отправить в Вену. Я ничего не слыхал о Ялтинском соглашении и ответил, что сделаю это только в том случае, если эти люди согласятся ехать. Тогда эти негодяи позвонили в Вену и примерно через час заявили мне, будто я обязан посадить перемещенных лиц в поезд. На это я дал им точно тот же ответ, что и раньше. Тогда они сказали, что хотели бы поговорить с этими людьми, и я согласился. Я сообщил перемещенным лицам о том, что происходит, и сказал, что встреча состоится завтра, в 10 часов. Эти мерзавцы из НКВД получили свое: встреча состоялась в назначенное время, но явилось на нее всего 15 человек. Офицеры вернулись в Грац очень недовольные и обвиняли во всем меня. Но им удалось вытянуть из меня только одно: если эти 15 человек, которые явились на собрание, хотят вернуться в СССР, я посмотрю, что тут можно сделать. Больше я о них ничего не слышал *795.

От союзных войск в Германии тоже сыпались протесты. Полковник Р.Б. Лонг отвечал за ту часть штаба 21-й группы армий, которая занималась составлением и выдачей инструкций по выполнению Ялтинского соглашения. До него постоянно доходили истории о русских, которые кончали с собой или бросались наперерез грузовикам, умоляя не отсылать их назад. Войска нередко отказывались применять силу для того, чтобы заставить сесть в грузовики женщин и детей *796. А офицеры часто звонили Лонгу с жалобами на работу, которую им приходится выполнять.

Одним из таких офицеров был полковник Лоуренс Шэдвелл, который занимался рядом крупных лагерей для перемещенных лиц в районе Киля. Верующий христианин, полковник сразу отказался участвовать в репатриационных мероприятиях, требующих применения силы, и, как вообще бывало в таких случаях, ему и не пришлось этим заниматься. Львиная доля его времени уходила на войну с местными советскими офицерами связи, запугивавшими поляков и прочих несоветских граждан и похищавшими людей. На их счету было даже одно убийство. По подсказке канадца украинского происхождения, тоже служившего в военной администрации, Шэдвелл записал многих украинцев поляками. В его районе насильственных репатриаций не проводилось. Но в начале августа сюда прибыли три украинца из-под Фленсбурга и рассказали, что 500 пленных лагеря во Фленсбурге были окружены британскими войсками и сопровождавшими их советскими офицерами и силой посажены в грузовики. Один пленный был убит сотрудником НКВД «при попытке к бегству». Советские «помощники» вообще не церемонились и ни с чем не считались: за жестокое убийство поляка из Галиции военная администрация на той же неделе выдворила из британской зоны лейтенанта НКВД Окорокова *797.