Жертвы Ялты

Эти два соображения, разумеется, были чрезвычайно важны. Конечно, английское правительство не могло рисковать тем, что советские власти в ответ задержат возвращение английских пленных, а любая акция, которая могла бы серьезно угрожать союзу между Англией и СССР, естественно, считалась опасной в этот решающий период войны. МИД был убежден, что не пойти навстречу советским пожеланиям — опасно; и потому, как это часто бывает, он постарался убедить себя и всех прочих в том, что британская политика не только разумна, но и морально оправдана.

3. Иден в Москве: Конференция «Толстой» (11–16 октября 1944)

Все эти горячие дебаты о судьбе русских пленных велись в английском кабинете министров еще до того, как стала известна позиция советского правительства. До сих пор англичане располагали только высказыванием Молотова от 31 мая 1944 года, что «число таких лиц в немецких войсках очень незначительно». 20 июля МИД отправил советскому послу письмо с сообщением о том, что сейчас в Англии находится 1114 русских военнопленных и число их в скором времени должно возрасти. МИД интересовался советскими пожеланиями на этот счет.

Несколько недель МИД ждал, пока Кремль обсудит эту крайне неприятную ситуацию. Такая задержка была вполне в духе Сталина, который предпочитал тянуть время, когда от него требовалось решение по щекотливым вопросам. В таких случаях он имел обыкновение писать на сообщениях «в архив» или «подшить в дело» и забывал об этом *99. Но на сей раз советским руководителям не удалось уйти от решения: посол Англии в Москве постоянно интересовался этим делом, а МИД через месяц, 20 августа, повторил запрос, в котором сообщалось, что число русских пленных в Англии уже превысило 3 тысячи. В письме также содержался намек на возможность транспортировки пленных в Канаду и США — советские власти вполне могли счесть его скрытой угрозой *100.

Через три дня пришел ответ от Гусева. Посол требовал вернуть всех пленных «при первой возможности»; при этом транспортные средства должна была обеспечить Англия. С целью лучшей организации пленных во время их пребывания под опекой англичан, советская военная миссия, писал посол, вступит в контакт с английским военным министерством. Гусев просил также предоставить ему список пленных и лагерей, в которых они находятся *101.

Теперь очередь была за англичанами. Им надлежало окончательно решить, следует ли как-то оговорить меры по защите репатриируемых пленных от наказаний. (Напомним, что несмотря на настояния кабинета потребовать от советского правительства каких-либо гарантий на сей счет, это условие выпало из британской ноты, переданной советскому послу.) Англичане предполагали возобновить разговор на эту тему после ответа советских властей, считая, что время терпит: задержки с репатриацией всегда можно объяснить транспортными трудностями. Кроме того, с каждым поражением вермахта уменьшалась возможность ответных репрессий со стороны немцев, и главная, с точки зрения англичан, проблема могла разрешиться сама собой. Как заметил Патрик Дин, дело было не в том, чтобы помешать советским властям жестоко наказать вернувшихся соотечественников, но в том, чтобы «просто оттягивать такие шаги до тех пор, пока не отпадет опасность репрессий против английских и американских военнопленных» *102.

Теперь, когда советская позиция прояснилась, от англичан требовалось как можно скорее окончательно определить политику в отношении пленных. Иден, понимая, что его предложение поставлено под угрозу, приступил к подготовке подробного изложения своих взглядов на ближайшем заседании кабинета. Тем временем у лорда Селборна появился единомышленник в деле защиты пленных русских — военный министр сэр Джеймс Григг. Он опасался, что к практическому осуществлению мер, на которых настаивал Иден, могут привлечь британских солдат и офицеров. 24 августа в письме Идену Григг выразил беспокойство по поводу перспективы выдачи русских на верную смерть и опасения относительно немецких репрессий. Правда, добавил он, «если речь идет о выборе между лишениями для наших людей и смертью русских, ответ однозначен». При этом, однако, он считал, что, как бы ни повернулось дело, советские власти вряд ли будут активно способствовать возвращению английских пленных на родину. В заключение Григг запрашивал решение кабинета относительно того, кому именно придется заниматься «этим весьма неприятным делом»: уж не солдатам ли, за которых он, Григг, отвечает? *103.