Жертвы моды. Опасная одежда прошлого и наших дней

Труды Тенона не были опубликованы, и его предупреждения остались незамеченными. Недуги несчастных шляпников, страдавших от судорожных припадков, тремора конечностей и паралича, продолжали документировать другие врачи. Доктор Ашар, посвятивший исследованию этой проблемы около трех лет, описывал случай, когда от отравления ртутью умер пятимесячный младенец. Ребенок дышал ядовитыми парами в мастерской и в доме своих родителей[144]. В 1776 году в парижском медицинском периодическом издании Gazette de sant'e применение ртути описывалось как действие «ненужное, странное и негуманное»[145]. Национальные Академии искусств и наук во Франции и Великобритании объявляли конкурсы на разработку альтернативного химического процесса, но эти меры не имели каких-либо значимых результатов[146]. Более того, после Великой французской революции и в период правления Наполеона ситуация лишь ухудшалась, поскольку снабжение фронта имело приоритет перед финансированием здравоохранения. Мнение рабочих мало кого заботило[147]. Кое-какие шаги, направленные на усовершенствование средств защиты на производстве, все же предпринимались. Так, один из работников шляпных мастерских спроектировал маски и респираторы для своих товарищей по цеху. Однако в целом в начале XIX века положение шляпников неуклонно ухудшалось, и к 1820-м годам оно стало критическим[148]. Легко представить себе Париж как столицу искусства, культуры и моды, но французские специалисты по истории загрязнения окружающей среды Андре Гильерм и Тома Леру считают, что в период с 1780 по 1830 год Париж стал промышленной столицей, где производились как товары роскоши, так и разнообразные химикаты, необходимые для их производства[149]. Исследователи указали на широкое использование ртути в парижской промышленности, особенное внимание уделив проблеме загрязнения окружающей среды тяжелыми металлами.

Пол Бланк утверждает, что жидкий металл подрывал здоровье далеко не только работников шляпной промышленности, так как «не существует строго определенной границы между опасными „профессиональными“ и „экологическими“ факторами»[150]. Недавние исследования в области геохимии показали, что начиная с 1820-х годов в исторических центрах шляпного производства в Америке – городах Данбери и Норуолк (штат Коннектикут) содержание ртути в почве превышало его уровень в доиндустриальную эпоху от трех до семи раз[151]. До сих пор этот металл в значительном количестве содержится в почве вокруг старинных шляпных мануфактур. С тех пор как ртуть туда попала, прошло 150 лет, однако и сегодня она продолжает загрязнять воды пролива Лонг-Айленд во время наводнений или в других экстремальных погодных условиях[152]. В Париже кипящие котлы для вываривания фетра испаряли соли ртути – самые токсичные соединения этого металла[153]. Эти соли окислялись и оседали на мостовых и крышах домов, попадали в пищу и загрязняли питьевую воду[154]. В 1820-х годах, на которые пришелся пик популярности фетровых шляп, в Париже насчитывалось от 2000 до 3000 шляпников, наибольшее их число проживали и работали в густонаселенных центральных районах города вдоль правого берега Сены. Несмотря на то что все признавали опасные свойства ртути, в префектуре полиции не считали угрозу отравления достаточно серьезной, чтобы предписать владельцам шляпных мастерских вынести производство за пределы жилых кварталов. Только в 1825 году парижские шляпники изготовили около двух миллионов головных уборов. Каждый валяльщик использовал примерно десять килограммов ртути в год; а если посчитать совокупный объем ртути, применяемой в парижских цехах, включая золотильщиков, зеркальщиков и шляпников, то получится, что в период с 1770 по 1830 год с правого берега Сены в окружающую среду было выброшено около 600 тонн ртути[155]. Черные клубы ртутных паров, непрерывно валившие на городские улицы из шляпных мастерских, должно быть, представляли ужасающее зрелище. По рассказам очевидцев, этот чад досаждал людям и пугал лошадей[156]. Зимой 1828 года и в мае 1829 года, когда расход ртути на парижских предприятиях достиг максимума, были зафиксированы массовые эпидемии акродинии, или «розовой болезни», названной так из-за вызываемых ею высыпаний на коже; ее жертвами стали более 40 тысяч горожан. И если другие авторы возлагают вину за эту эпидемию на мышьяк и свинец, историк Андре Гильерм доказывает, что десятки тысяч парижан были отравлены ртутными выбросами местных фабрик.