Отец явно заметил их, помахал рукой. Они с женщиной ускорили шаг. Триша заметила, что у отца в руке, как всегда, собственный небольшой чемодан, а на другом плече висит довольно объемистая матерчатая сумка, очевидно, принадлежащая женщине. Надо же, галантность проявляет… Как говорила мама, обычно отца приходилось по три раза пинать, прежде чем ему приходило в голову оказать любезность своей спутнице.
Первым к девочкам подбежал пес — большой, белый и лохматый. Обошел кругом несколько раз, дружелюбно виляя хвостом, потыкался носом, уделил особое внимание корзине, что держала в руке Сара — девочка машинально подняла ее повыше. Впрочем, интерес собаки был вполне дружелюбным.
Они приблизились к перекрестку. Нина, конечно, рванула отцу навстречу на крейсерской скорости, прыгнула ему на шею. Ему пришлось поставить чемодан и крепко обнять ее. Триша и Сара тоже пошли навстречу, посему слышали, как он сказал:
— Ну, чего вы опять натворили? Что это за грузовик? Угнали, что ли?
Впрочем, тон у него был совсем не сердитый.
— Не-а, — Нина помотала головой, зарываясь лицом в отцовскую рубашку. — Это у столовки ржавел потому что сломался это нашего физкультурника а он себе новую купить решил потому что ему сказали что не починить а я спросила можно мы себе заберем если починим а он сказал что ладно потому что все равно никуда не годится а тогда я…
— Все ясно, — со смешком отозвался Эдвард Элрик, отрывая от себя младшую дочь и ероша ее короткие волосы. — А теперь объясни, почему вы от скаутов сбежали за неделю до срока?
— А чего они как эти! — сердито сказала Нина.
— Ага, пап, нет, ну ты представляешь, — поддержала ее подошедшая Триша, — там лес, речка за оградой, а нас не пускают, а внутри только пыль, и поле вытоптанное, и в футбол играть заставляют, а на природу только строем и с двумя надсмотрщиками… то есть вожатыми…
— А еще, — застенчиво произнесла Сара, — нас с Тришей все время петь заставляли, чуть ли не каждый вечер, и все время одно и то же. Мы почти уже охрипли совсем.
— Да! — с новыми силами возмутилась Триша. — И не одной своей песни не дали исполнить! Сказали, что они слишком непонятные и недетские! А чего непонятные, очень нормальные, мы же не виноваты, что там все тупые!
— И узлы всякие дурацкие, и соревнования! — снова добавила Нина. — Учат на местности ориентироваться и деревья отличать, и через ручей на канатах перебираться, а только предложишь простейшую лебедку соорудить, как тут же… И малыши все! А к ним, — она чуть ли не обвиняюще показала на сестер, — меня не пускали, потому что они старшие…
— И нас к Нине не пускали, — подтвердила Сара.
— И форма! — Триша сердито одернула собственную ярко-оранжевую майку. — Представляешь, она там грязно-зеленая!
— Так, а теперь выкладывайте настоящую причину, — процедил сквозь зубы Эдвард. — Начнем с очевидного… Сара, что у тебя в корзинке?
— Это?.. — Сара поставила корзинку на землю и сняла тряпку. Белый пес тут же снова попытался сунуть нос внутрь корзины, но женщина коротко велела ему «Сидеть!» — и он послушно уселся, время от времени укоризненно косясь черным блестящим глазом на хозяйку: «Эх, ты, я ж только познакомиться…»
— Понимаешь, папа, — продолжила Сара, — это кошка, мисс Пусси, что с кухни, родила, а старший повар хотел утопить… Даже в воду бросил. Триша за ними прыгнула и вытащила… Там пять котят было, но двое уже захлебнулись, а трое — вот…
В корзинке лежало три котенка. Один белый с черным пятном вокруг правого уха, другой — солнечно-рыжий, третий простецкий, серый в полосочку. Все очень маленькие, но уже не слепые — они смотрели со дна корзины трагическими голубыми глазами. Серенький открыл рот и мяукнул.
— Это Слоненок, — сказала Триша. — Здоровается. Она самая вежливая. Рыженькую зовут Солнышко, а беленькую — Пышка.
— Понимаешь, пап… — голосом не менее трагическим, чем глаза у котят, произнесла Нина, — они ведь тоже сестры…
— Ой, какая прелесть! — женщина, стоящая рядом с Эдвардом, мигом присела на корточки рядом с корзиной, восхищенно заглянула внутрь.
— Только кошек нам не хватает для полного счастья, — кисло произнес Эдвард.
— Пап, но не могли же мы их просто бросить! — воскликнула Нина. — Ты ведь не против, если они будут жить с нами?
Эдвард скривился.
— Еще три бестии, шныряющие по всему дому… кошачьи волосы повсюду… царапины на мебели… — он вздохнул и продолжил уже совсем с другой интонацией. — Разумеется, я не против. Кошки, так кошки. Хорошо, что не десять.
— Ур-ра! — Нина захлопала в ладоши. — Папа не сердится!
Эдвард только вымученно улыбнулся.
— А вас как зовут? — взяла тем временем Триша инициативу в свои руки и обратилась к спутнице отца.
— Мари… — начала женщина.
— Мари Элрик, — решительно произнес отец, мигом отвлекшись от увлекательного диалога с Ниной. — Она жена дяди Ала, девочки. Вам, стало быть, тетя.
Ответом было изумленное молчание.