Жертвы Северной войны (СИ)

— С ней ничего не случится! — Уинри крепко обняла его, прижалась к груди, произнесла яростным шепотом. — Все будет хорошо! Слышишь?! Все — будет — хорошо! И ты завершишь это дело, и найдешь убийц Ала, и вообще… Ты же всегда выходил победителем, правда?

Эдвард обнял ее, прижал к себе, как будто боялся отпустить. Как будто без нее его бы давно унесло неведомо куда, и неведомо где швыряло бы…

Луна освещала добротный двухэтажный дом на вершине холма, чуть в стороне от деревни Ризенбург. Белый холодный свет заливал детскую, где на двухэтажной кровати крепко спали две девочки, набегавшись за день, и у одной даже во сне зверски болел ушибленный локоть — но она ни за что не дала бы это знать! Другая видела партитуру, которую надо было переделать… Что касается третьей девочки, чьей кроватью был маленький, как раз по росту, диванчик у противоположной стены, то она и вовсе не спала. Она, накрывшись одеялом, читала при свете фонарика приключенческий роман про похождения отважного детектива Хиткинса и его смелой помощницы Амалии Роуз… Эта книга сериала повествовала о юности бесстрашного сыщика, когда он однажды помог в расследовании самому Стальному Алхимику и его брату. И, хотя Нина периодически хмыкала про себя: «Не правда! Папа так ни за что бы не сказал!», или «Ну-ну! Посмотрим, как бы это у них получилось…», оторваться она все равно не могла.

Еще луна заглядывала в соседнюю комнату на верхнем этаже, очень аккуратно прибранную, которая пустовала, но где из-под кровати высовывались стоптанные клетчатые тапочки, и в еще одну, где, свернувшись на кровати клубочком, спала усталая молодая женщина. Она видела путаные, бестолковые сны, в которых бежала по крыше поезда за исчезающим в дыму мужским силуэтом… Снам предстояло забыться после пробуждения — как то происходило каждое утро последние два месяца. Оно и к лучшему.

Мари почему-то думала, что проснется на рассвете и успеет попрощаться с Эдвардом, однако вышло иначе: усталый организм, отлично зная, что ему требуется, продрых до полудня. Сперва Мари, увидев за окном поднявшееся высоко солнце, вскочила, как ошпаренная («Лекции проспала! То есть какие лекции?! Утренний прием! Ой, нет, станцию!»), но тут же вспомнила, где находится, и расслабленно откинулась на подушки снова. Надо же… почти сутки. Интересно, а где тут надо искать съестное? Завтрак она пропустила, но наверняка ее покормят, если попросить. Или она сама что-нибудь найдет. Только где? На кухне. А где кухня? Внизу, на первом этаже, это она точно помнит…

Мари удивилась себе: обычно, просыпаясь утром, о еде она не думала. Желудок начинал возмущаться пренебрежительным к себе отношением только часа через два после пробуждения. Это все потому, что она так долго спала?.. Или беременность дает о себе знать?.. Ну ладно, слава богу, что хоть не тошнотой по утрам… Работая в сельской поликлинике, и раньше, во время интернатуры, Мари такого насмотрелась и начиталась, что тошнота казалась ей наименьшей из бед, однако все равно хорошо, что она обошла ее стороной.

Ой, а как там Квач?!

Мари все-таки вскочила, босиком подбежала к окну… Слава богу, брызг крови по всей лужайке не наблюдается: значит, Дэн Квача за ночь не сожрал. И Квач тоже никого не куснул… Из своих наблюдений Мари могла заключить, что Квач был весьма дружелюбной собакой и с другими людьми сходился легко (даже слишком легко, на ее вкус!), однако у нее еще не было случая проверить, как он поведет себя в случае ее длительного отсутствия. Разве что тогда, когда она уехала из Маринбурга сопровождать раненого Эдварда, да ведь тогда с Квачем оставались хорошо знакомые ему Курт, Альберт, фрау Вебер, Хромой Ганс… а теперь? Уинри он всего только раз и видел, то же самое девочек…

К своему удивлению, Мари увидела, как от леса идет Уинри. Вокруг нее, в ошейнике, но без поводка, скачут две собаки — Дэн и Квач. Обе казались одинаково дружелюбными. У Мари с одной стороны отлегло от сердца: Квач показал небывалую способность к адаптации, да и с чужим кобелем, с которым и драки можно было ожидать легче легкого, подружился… а с другой стороны она почувствовала что-то вроде ревности. Квачу сейчас полагалось бы лежать смирно, смотреть на всех щенячьими глазами и скулить, что его любимая хозяйка его бросила в незнакомом месте (тем более что Мари до сих пор держала его в доме, а не на улице), а то и гавкать на каждого встречного и поперечного от расшалившихся нервов. Вместо этого… ну что за собака! Не собака, а заводная игрушка! С Эдвардом пошла, с Уинри пошла… Правда, она его с ними обоими знакомила, объясняла… но все равно.

Или это они такие талантливые собачники?

Ладно, тем лучше. Можно не спеша умыться…