Жертвы Северной войны

— Сара — это в голубом платье… Или в шортах?.. — Ал с озадаченно погладил бородку, вглядываясь в фотку через плечо Мари. — Вообще-то обычно Уинри заставляет их одеваться по-разному, я уже говорил, и Сара предпочитает платья, но не всегда… Вот кто из них как был одет в тот день, убей бог не помню…

Третью племянницу держал на руках Ал. Мари сперва решила, что это мальчишка, но потом рассмотрела «хвостик». Это тоже была маленькая блондиночка, чуть уменьшенная копия матери и двух своих старших сестричек. Ах да…от матери вся эта троица, насколько разобрала Мари, отличалась только цветом глаз: у них глаза были золотистые.

Мари подумала, что, несмотря на вымученную улыбку «главы семьи», все — и взрослые, и дети — выглядят очень счастливыми. Семья была снята на фоне цветущей яблони, за яблоней смутно белела не то стена дома, не то хозяйственные постройки. Еще Мари успела обратить внимание, что день жаркий, хоть и всего лишь весна: вон как легко одеты девочки, да и на Але — легкие брюки и светлая безрукавка. Стоящая в центре женщина — Уинри, да, он назвал ее Уинри — тоже в топике и в шортах. И только старший брат Ала — в строгом пиджаке с длинным рукавом, и, что самое странное, в перчатках. Ну да у каждого свои странности.

— Это прошлым летом снято? — спросила она.

— Да, — Ал кивнул. — Нас бабушка фотографировала. Сказала, что обязательно должна сфотографировать нас всей семьей, а то ведь мы сами никогда не соберемся. Она же заставила брата перчатки одеть. Сказала: «Представь, что ты нормальный человек».

Только Мари хотела спросить, что общего перчатки — пусть даже тканевые — в жару имеют с нормальными людьми, Ал добавил:

— Бабушка умерла осенью.

— Сочувствую…

— Все мы когда-то умрем. Ей было больше девяносто. Нам ее не хватает…

Ал аккуратно вытащил у Мари из рук фотографию, убрал ее обратно в бумажник и мягко сказал: «Ну все, мне пора идти». Потом аккуратно привлек Мари к себе и поцеловал ее.

А потом вышел.

Мари осталась в доме одна.

«Прям как настоящая жена!» — подумала она, и усмехнулась своим мыслям. Против всякого ожидания, чувство было приятным….

А потом снова вспомнила об этой книге, которую она видела у Ганса, и удивилась еще раз: «Кто бы мог подумать!»

Альфонс решил, что прежде всего надо будет зайти к Францу Веберу. Было еще очень рано, но, как он и ожидал, его бывший однополчанин уже не спал.

— А мы вас ждали, майор, — сказал он, встречая Ала на крыльце. — Думали, ночевать придете.

— Ну… вот, — Альфонс пожал плечами. — Переночевал в медпункте… Знаете что, Франц, во-первых, давайте на «ты», так проще, а во-вторых… я у вас ночевать не буду вообще. Перебираюсь к доктору Варди.

Брови на полном лице Франца слегка поднялись, выражая удивление.

— Сплетничать будут, Альфонс, — тихо сказал он. — Как бы чего не было… Все-таки ты инспектор.

— Мы женимся, — сказал Альфонс. — Как только так сразу. Так что пускай сплетничают, сколько хотят.

Если бы Франц жевал, он бы, вероятно, поперхнулся.

— Вы же со вчерашнего дня знакомы! — только и мог сказать он.

— Какая разница? — пожал плечами Ал. — Такие вещи сразу понятны. Или не понятны. Между прочим, когда ты меня вчера так к ней настойчиво отправлял, неужели ты…

— Я хотел, чтобы тебе рану как следует зашили, — буркнул Франц. — Кстати, как?..

— Не беспокоит, — сдержанно ответил Ал.

— А Мари — хорошая девочка, — сказал Франц. — Если у вас это серьезно, то я за вас рад.

— Еще как серьезно, — успокоил его Альфонс. — Можно сказать, серьезнее не бывает. Ну ладно, а теперь, когда мы обсудили мою личную жизнь, может быть, приступим к работе?

Для начала Ал с Вебером действительно посетили родителей всех детей. Он старался держаться корректно, вежливо, ни словом, ни жестом не напоминая о вчерашнем инциденте. Ему открывали, хотя из-за всех заборов, фигурально выражаясь, глядел страх. Оно и неудивительно. Непросто смотреть в глаза человеку, которому ты вчера грозил вилами. Но люди ко всему привыкают. Визит к Лаугенам Ал оставил на самый конец. Не столько из-за того, что это было самое сложное — в таком случае, напротив, врожденная нелюбовь бегать от всего неприятного побудила бы его, скорее, отправиться к ним в первую очередь, — а из-за того, скорее, что разговоры могли затянуться надолго. Староста на поле сегодня не пошел, как и многие другие мужчины в деревне.

Ал постучался в калитку в меру твердо, как и положено, и, не дожидаясь, пока кто-то появится в маленьком аккуратном садике, зашел. Дверь, разумеется, не запиралась — в Маринбурге вообще никто не запирал двери. Лаугены ждали его на веранде.