Жертвы вечернiя

Генералъ Корниловъ настойчиво требовалъ отъ Керенскаго и Временнаго правительства полноту власти для себя, подчиненія солдатъ офицерамъ и права суда и наказанія вплоть до смертной казни включительно за дезертирство, измѣну и нарушеніе дисциплины.

И правительство, и Керенскій все это обѣщали, но ничего не давали и видимо, не хотѣли давать.

Фронтъ разваливался; офицеры гибли и отъ вражескаго оружія, и отъ звѣрскихъ самосудовъ своихъ же бывшихъ подчиненныхъ; солдаты буйствовали, грабили, воровали частное и казенное имущество и съ оружiемъ въ рукахъ разбѣгались по домамъ дѣлить казенную и помѣщичью землю.

А подъ всероссійскій аккомпаниментъ дезертирства, измѣны, подлости, убійствъ, и воровства глава правительства Керенскій безъ устали произносилъ жалкія, преступныя рѣчи объ углубленіи и завоеваніяхъ революціи.

И вся великая страна представляла собою какіе-то Содомъ и Гоморру болтливости, безумія, низости, разврата и великихъ предательскихъ злодѣяній.

Въ гимназіи, какъ и вездѣ, тоже образовались партіи.

Большая часть гимназистовъ подъ вліяніемъ учителей и революціонныхъ газетъ (тогда всѣ газеты были революціонныя) стояли за душку-Керенскаго, значительно меньшая, да и то несмѣло, за суроваго генерала Корнилова.

Къ послѣднимъ все рѣшительнѣе и рѣшительнѣе склонялся и Юрочка.

По всѣмъ прежнимъ внушеніямъ и симпатіямъ онъ стоялъ за свободу, братство и равенство всѣхъ людей на землѣ. Вѣдь объ этомъ писалось въ «хорошихъ» либеральныхъ книжкахъ, въ «хорошихъ» передовыхъ газетахъ, объ этомъ говорилось въ семьѣ, въ школѣ, у знакомыхъ. Но послѣ собственнаго личнаго опыта въ Москвѣ и, особенно, въ деревнѣ Юрочка сталъ догадываться, что въ дѣйствительности выходитъ не только совсѣмъ не такъ, какъ пишется въ «хорошихъ» книжкахъ, въ «честныхъ» газетахъ и какъ говорится вокругъ, а совсѣмъ наоборотъ.

Провозглашеніе свободъ привело не къ братству, равенству и согласію, а къ разъединенію, враждѣ и крови.

И Юрочку удивляло, какъ же опытные, умные, взрослые люди говорятъ и пишутъ неправду. Неужели они заблуждаются или еще хуже — обманываютъ? Но для чего же?

Юрочка всего этого не понималъ, терялся и сталъ думать, что въ свое время все «образуется», какъ недавно еще говорилъ папа.

Но Юрочка замѣтилъ, что этого слова папа теперь никогда уже не произноситъ, а ходитъ молчаливый, подавленный, часто вздыхаетъ и иногда пристально смотритъ ему, Юрочкѣ, съ особенной какой-то нѣжностью и печалью въ глаза, точно хочетъ что-то сказать и не можетъ.

Юрочка понималъ тяжелое настроеніе папы, но тоже ничего ему не говорилъ. Никому не хотѣлось разбереживать наболѣвшую рану.

И въ домѣ у нихъ, какъ и у всѣхъ знакомыхъ и родныхъ, въ послѣднее время все приникло, опустилось, всѣ ходили озабоченные, удрученные, всѣ чего-то ждали, какого-то несчастія. Даже его маленькія сестренки, обыкновенно шаловливый и бойкія, стали значительно сдержаннѣе.

Послѣ неудачнаго похода войскъ генерала Корнилова на Петроградъ, когда самъ верховный главнокомандующій и его ближайшіе сподвижники были объявлены правитель-ствомъ Керенскаго врагами народа и заключены въ Быховскую тюрьму, казалось, что гроза надъ русской землей вотъ-вотъ должна разразиться.

Всѣ чувствовали, что дальше такъ жить нельзя, что должно произойти что-то рѣшающее и роковое.

Бросившіе фронтъ измѣнники-солдаты, погубившіе флотъ звѣри-матросы, неработавшіе рабочіе и выпущенная Керенскимъ изъ каторогъ и тюремъ любезная сердцу этого «диктатора» преступная чернь не скрывали своей наклонности къ большевизму.

Разбои, грабежи и убійства стали обычнымъ, узаконеннымъ тогдашними властителями явленіемъ. Суда и расправы надъ преступниками никѣмъ не производилось.

Весь гнойный соръ народный, его смертельныя болячки, при законной царской власти не смѣвшій и помыслить поднять свою разбойничью голову, раскрыть свою богохульную, смердящую пасть и распустить мерзостный языкъ, теперь всплылъ на поверхность россійской жизни, выступилъ на передній планъ и диктовалъ свою преступную волю ничтожнѣйшему, и презрѣннѣйшему изъ когда-либо существовавшихъ правительствъ.

Воры, грабители и убійцы, предатели, измѣнники и провокаторы, шпіоны и дезертиры, насильники и растлители теперь не скрывались, не стыдились своихъ злодѣяній, но громко, во всеуслышаніе хвастались своими «подвигами».

Ихъ руки были развязаны, ихъ дѣйствіямъ данъ былъ полный просторъ и полная воля.

«Свободы» осуществлялись вовсю.

Законопослушный, мирный, трудящійся обыватель, тотъ, который наживалъ богатства, создавалъ великое государство и на своихъ плечахъ несъ всѣ многообразныя тяготы его, своимъ же правительствомъ былъ отданъ на полный, жестокій произволъ бездѣльникамъ — народнымъ низамъ и отбросамъ. Все въ Россіи перемѣстилось, все перевернулось вверхъ дномъ. Мозги помрачились, разумъ отсутствовалъ, пониманіе испарилось, совѣсть угасла, сердце пламенѣло человѣкоубійствомъ.