— Он сказал, что в ней не было ненависти, когда он испивал ее до дна. Ее и ее дракона.
Они замолчали, вслушиваясь в крики чаек и грохот разбивающихся о камни волн.
— Приятная ложь, я благодарен Шиве за нее. Прошлое ничему не учит. Оставь свою ненависть к Шиве, Мастер, как я оставил свою. Или ты хочешь, чтобы время излечило твои раны?
Маг ночи вздрогнул, едва заметно повел плечами.
— Попробуй-ка объяснить это Демиану. Он может сбежать, теша себя надеждой о спасении.
— Недгар обмолвился, что мальчишка не поднимется быстро даже при его стараниях, — возразил Северный.
— Ночью он встал, — напомнил Мастер. — Демиан сильнее, чем мы можем представить.
— У него осталась Моралли, я думаю, он и вправду не изменился к ней. Пусть тень Оружейника снова держит мальчишку на коротком поводке, нас слишком мало, чтобы распылять силы.
— В нем нет магии, Северный.
— Зато в нем есть кровь. Когда придет время, мы окажемся совершенно беззащитными. На его крови можно соткать чародейство, достойное лучших магов, которых я знал. Что же касается его умений, тут я попросту разочарован.
— Он не поддался дракону и никогда не был связан с истоком. Это пугает и вызывает зависть.
— Зачем выбирать слепоту и глухоту, когда вокруг сияет солнце и звучат песни? Это глупо еще и потому, что дракон все равно владеет им.
— Они равны, — Мастер покачал седой головой, — но не переступают границ. Подобное уважение несвойственно драконам.
— Демианом движет страх и предрассудки.
— Это — его восприятие мира, он очень чутко откликается на события, ему нужно сперва уравновесить себя и, боюсь, для этого нужно разделить сознание с драконом. Решится ли он на это когда-нибудь?
— В любом случае, это странные отношения, — подытожил Северный. — Дракон ничего не дает ему.
— А я вот чувствую, как по капле Ночной вливает в меня время, но не вижу этого, — маг поднял постаревшую руку.
— Внешнее сейчас меня волнует мало, — признался Северный, — хочу учесть то, что скрыто. Шива пойдет первым, он будет проводником.
— Ты с ума сошел! — ахнул маг ночи. — Доверить фантому такое?
— Никто не знает пути, Мастер, даже я. Поговори с Рене, пусть перестанет оплакивать свои книги и поможет нам. Быть может, в ее памяти всплывет что-то важное. Ты же знаешь, сколь много мертвецов пришло за нами следом…
— Теперь мы оставим их здесь, — Мастер повернулся и пристально посмотрел туда, где на нагромождении камней над самым обрывом сидела, обхватив руками колени, одинокая фигурка. — Рене оплакивает не книги.
— Ты знаешь ее лучше многих, — Северный глядел туда же.
— То, что нас могло бы связать, так и не родилось, Северный, и не надо вкладывать в слова ненужный смысл. Рене плачет по Святилищу, по тем, кого мы намерены оставить. Ее сердце навеки отдано Хозяину Форта, я не смог родить в нем даже учащенного удара…
— Как странно, что всем нам важно разное. Ты ненавидишь Шиву из-за собаки… из-за простой, блохастой собаки…
— Друга, — поправил Мастер, но маг дня будто не слышал.
— Уму непостижимо, я не мог поверить, когда ты пошел на поводу Демиана и влил свою энергию в какого-то коня. Меня потрясло, что это может быть важно для тебя. Отказывая людям, ты спасал зверя. Ты мог бы ненавидеть Шиву за все те смерти, я бы понял, за Аткалу, которая стала тебе наставницей. Но этого я понять не могу…
Они молчали, магам не нужны были слова. Внезапно Северный снова заговорил:
— Демиан скорбит по людям, я чувствовал его боль. Она схожа с болью Недгара, оплакивающего Вирель. Рынца… как и я, утерял власть…
— Тебе это на пользу, — хмыкнул Мастер.
— Да. Вчера я видел, как Кларисса оттирает янтарную брошь и рыдает в голос. Для нее все эти украшения, тряпки, резная мебель, были ценнее жизней людей города.
— Она просила меня повесить занавески, — пожаловался Мастер, кривясь. — Откуда я ей занавески возьму?! И чего она за меня взялась, ты же ей больше нравишься! — не дождавшись ответа на безобидную шутку, Мастер вздохнул.
— Бедняжка Калороне постоянно спотыкается без города, в котором знал и чувствовал каждый угол, — продолжал глухо Северный. — Кому-то не достает безопасности, Недгару — Вирель и только одному Оружейнику вроде всего достаточно, он ничего и не терял. А Рене, значит, плачет по мертвецу, над которым уже ничто не властвует. Она оправится, время ей поможет.
— Не говори никогда больше такого, — быстро сказал Мастер. — Я не суеверен, но ты накликаешь беду.
— Мы раскрыли все карты, кроме одной: что оплакиваешь ты, Мастер? — пытливо уточнил маг дня.
— Безграничность жизни, — тихо ответил маг. — Ту, которую отобрали у этого мира. Более всего мне не хватает равновесия энергий.
— Все вокруг разладилось, — согласился Северный. — Нечем уравновешивать колебания, какую бы природу они не имели.
Мастер вновь посмотрел на свои постаревшие руки, они постоянно притягивали его внимание.