–Ну, мне придется пожертвовать несколькими часами сна, вот и все. Лишь бы все это было не зря. Для тех, кто ждет нас, все уже ясно – ты виновен. Решение будет принято на основании слов Лоле, а она пока молчит. Мне, во всяком случае, она не доверилась, не рассказала. Дем, она не девочка и знает, как отбиться от мужчины. Но с тем, кто коснулся ее той ночью, она справиться не смогла. Мне придется заставить тебя вспомнить, но я очень хочу сохранить твой рассудок целым, потому самым лучшим вариантом для тебя будет снова крепко выпить. Одень свежую рубашку, умойся и пойдем, нам нужно кое-что успеть…
–Выпить и не дурковать сможешь?
–Это смотря сколько выпить и как не дурковать, – попытался пошутить я, но было видно, магу не до шуток.
–Лишь бы на ногах стоял, всем своим видом выражая оскорбленную невинность. Даже говорить не придется, я все скажу за тебя. Сколько ты вчера выпил?
–Половину кувшина… кажется, – засомневался я. –Там было вино.
–Тива, девочка моя, – обратился Мастер к терпеливо ожидавшей кухарке – маленькой и миловидной, которой вчера я что-то не припомнил, – принеси нам стакан яблочного бренди.
–Дори Мастер, в этом году бренди крепкий, – большие глаза смотрели на мага с удивлением.
–Неси, неси, девочка, я знаю что делаю, – я был потрясен, насколько он добр к ней. В маге была странная мягкость, которой я раньше никогда не замечал.
–Да, дори, но вы должны знать, что этот человек вчера напился и вел себя непристойно, – не глядя на меня, заявила кухарка.
–А мне кажется, он немного выпил и спел несколько веселых песен, – парировал Мастер, – и даже устроил огненное шоу, которое многим понравилась. Тива, ты видела?
–Это было красиво, – она смутилась. –Дори, сейчас принесу.
–Кто-то постарался подать это блюдо в совсем неприглядном виде. Твоей репутацией активно занимаются, найду – сотру в порошок… Ты посиди, я пойду кое-что принесу, – Мастер направился к выходу, проигнорировав мой отчаянный взгляд. – Я быстро, – лишь бросил он через плечо. – Без меня не пей.
Я и не пил, потому что это бренди встало бы у меня поперек горла. Хватило одного взгляда Тивы – презрительного и уничижительного, чтобы я перестал хотеть и пить и есть.
Мастер вернулся, как и обещал, быстро. Он сел рядом, посмотрел в мое хмурое лицо и положил на стол серый кусочек какого-то сушеного корня.
–Это, чтобы от тебя не пахло, – разъяснил он, ответив на мой вопросительный взгляд. – Давай, пей залпом и пошли. Нам пора.
Я выпил даже не почувствовав вкуса от волнения, будто воды хватил, взял странный корень, понюхал, но он ничем не пах, сунул его в рот.
–Таким не наешься, надо было чего-то перехватить…
–Пойдем, – Мастер потянул меня за плечо, – и пожалуйста помалкивай! Ну?
Уже на крыльце трапезной я был вынужден взяться рукой за его плечо, чтобы не упасть – меня ощутимо шатало.
–Чем же вы меня пичкали таким, – процедил я сквозь зубы, – что я пьянею, как малолетний ребетенок?
–Зато ты жив, – веско возразил Мастер.
–Нам далеко?
–К Оружейнику. Он любит потешить себя.
–Ох, как нехорошо, – пробормотал я, пытаясь разобраться в своих ощущениях. Корень, который я сжевал, был каким-то странным. Он оставил легкую горечь во рту, словно налетом лег на язык и небо. – Мастер! Что за дрянь ты мне дал?
–Чувствуешь слабость? – ровно спросил он.
Я хотел уже помотать головой, но тут неимоверная тяжесть обрушилась мне на плечи, рука сама безвольно соскользнула с плеча Мастера и повисла вдоль тела. Пошатываясь, я с трудом стоял на мостовой.
–Вот и хорошо, держись ровно и с достоинством, не шатайся, не открывай рта. А теперь пошли, – сказал он и я, выпрямившись, сделала шаг независимо от своего желания. Мысли были заторможенными и нечеткими, я слышал чье-то дыхание совсем рядом с собой и какую-то песню – это пел я сам прошлой ночью. Пел и прихлопывал в ладоши в такт пиликанью скрипки.
Песня затихла, я оглянулся. Мы находились в просторной открытой гостиной, расположенной на втором этаже Оружейной прямо над тренировочной залой. Я видел балясины лестницы и край больших нижних окон. Даже не помню, как сюда поднялся.
В центре стоял длинный стол и стулья вокруг, почти все занятые людьми. Мое зрение было странным, по краям все расслаивалось, искажалось, извивалось, будто агонизируя, и мне приходилось смотреть прямо на объект, чтобы различать детали. Вот сидит Рене со странным, каким-то каменным выражением лица, из него словно ушла вся жизнь, губы плотно сжаты.
Оружейник стоит у окна и не разделяет серьезность момента – встретившись со мной взглядом, улыбается. Наверное, ждет не дождется, когда мне чего-нибудь отсекут в наказание.