Жертвы заветного сада

– Сейчас нужно действовать только наверняка, – сказал Кази. – Вот уже неделя, как они тебе голову морочат. Когда ты послал план операции? По-моему, уже больше десяти дней. Он должен был попасть в советское консульство, оттуда в Баку и потом в Кремль. Они думают, что без одобрения Сталина ты всё равно ничего не сможешь. Теперь уже ничем не поможешь, даже если они согласятся.

– Почему же! – ответил полковник. – Ничего не изменилось. Все еще этот план можно осуществить. Всё, что нам нужно для успеха, – это мужество и готовность пожертвовать некоторым количеством жизней. И то и другое у нас есть.

И он жестом указал на себя и Кази. Тот ухмыльнулся. Полковник продолжал:

– Мне не нужна иностранная помощь, а только утверждение операции!

И он тронул Кази за плечо:

– Иди немножко отдохни. Скоро солнце взойдет. Скакуна убивает тяжелый груз, а не скорость.

Кази отошел.

Полковник пригласил Балаша в свою комнату. Подвел его к черному, закопченному чайнику на плитке, налил два стакана чая. Потом сказал:

– Тайное стало явным. Поэтому мы свободно говорили при тебе. Но не вздумай это всё опубликовать в газете! Это ослабит дух армии.

Балаш обещал быть сдержанным. Они оба сидели, погрузившись в раздумья. Какая-то мысль не давала покоя Балашу, но он не мог почему-то прямо спросить полковника о том, что его волнует. Мялся, мямлил… В этот миг он забыл и о наглости репортера, и даже о смелости. Черт бы побрал эту журналистику! Полковник заметил его состояние.

– Расслабься! Что хочешь спросить – спрашивай. – И он рассмеялся. – Может, последние наши деньки. Потому я тебя не огорчу. Кази тоже человек неплохой – три ночи он не спал, вот и всё. Очень нервный стал. Но если гилянский план одобрят, моя надежда – только на Кази. Его организаторская сила и быстрота действий поразительны. С десятью такими офицерами, как он, я всю страну могу завоевать.

Балаш решился:

– Извините за вопрос, господин полковник! Но, по вашему мнению, положение очень запутанное? Я хочу понять, что нас ждет.

– Я тоже не знаю! – ответил полковник. – Но мне говорит интуиция, что они решились на полное уничтожение Демократаческой партии или, как вы, азербайджанцы, говорите, «демократ партиясы»… Я за свою жизнь столько натерпелся, чтобы это понять! Расстояние от Боджнурда до Гомбада было больше, чем от земли до неба.

Пока Балаш не понимал, что имеет в виду полковник. Спросил:

– Какая же судьба нас ждет?

– Никто этого не знает. Никто! Но, опять же, как гласит ваша поговорка: «Когда конь рвет привязь с кола, один раз кол ударяется об землю и дважды – по его собственной шкуре». Возможно, наша судьба будет такой же.

Говорил полковник с горечью, но Балаш позже понял, что он отнюдь не пал духом. Наоборот, он-то и был единственным человеком, имевшим ясный план того, как бороться и как выйти из безвыходной на вид ситуации.

Во время их разговора адъютант принес полковнику телефонограмму из Тебриза.

– Ответ на ваш запрос, господин полковник!

Полковник листок не взял; не подняв головы, спросил:

– Какой ответ?

– Отрицательный.

Лицо полковника заметно изменилось. Он отвернулся к окошку, потом процедил сквозь зубы:

– Ах, подлецы!

Неясно было, кого он так назвал. Балаш понял это лишь через час, когда вместе с полковником в его джипе он ехал в сторону фронта в районе Кафеланкуха. Тогда полковник внезапно заговорил, без предисловий. Сказал: не понимаю, почему не возвращают? Балаш не спросил, о чем речь, но полковник сам объяснил, что большое количество вооружений передано было товарищам из северного Азербайджана, и они сейчас, в такое трудное время, вместо того чтобы вернуть его, под разными предлогами уклоняются. И никто не может понять, почему. Он телеграфировал в Тебриз, чтобы забрали оружие назад, но пришел отказ. Балаш не спросил, какое именно это было оружие и как оно попало в руки Советов. Он только понял, что это было не легкое вооружение. Возможно, вывезенное с военных баз Ардебиля и Сараба: 75-миллиметровые пушки, зенитные пулеметы и так далее. Говорили, что оружие испорчено и его для починки увезли друзьям. И, конечно, друзья никогда не совершают предательство, безусловно появились какие-то сложности. Может быть, они боялись придирок со стороны иранского правительства, которое обвинило бы их во вмешательстве во внутренние дела страны и пожаловалось бы в Совет Безопасности ООН. Поэтому переданное на хранение и не возвращали теперь назад. В любом случае, не нужно о друзьях думать плохо! Балаш подумал, что наверняка и сам полковник Газьян, как и товарищ Кази, не спал несколько ночей и сильно раздражен теперь. Поэтому он и проклинает в сердцах северных друзей, не имея против них серьезных обвинений.