Жестяная корона (СИ)

   Но больше всего его поразила та надменность, с которой леди Барноул обращалась не только к слугам, но и собственному сыну. Лейтли ожидал увидеть тихую женщину, привыкшую к общему презрению, но гордыня Алитори была больше всех земель ее предков. Обманутые ожидания рыцаря, разошедшиеся с действительностью, так смутили Иллиана, что он даже попал в неловкую ситуацию, не сумев представиться и отрекомендоваться нужным образом. Лишь едва заметно кивнул, да и то немного невпопад, чем вызвал лишь пренебрежительный взгляд матери своего нового сеньора.

   - Надолго ты? - кинула она сыну, после всех церемоний. Ни особого участия, тем более любви в ее голосе не слышалось.

   - Нет, через полторы недели на Утесе Гроз свадьба сэра Виллиана и леди Беристеи. Дядя отпустил меня от себя лишь потому, что ехать из Долины Сов туда всего три дня.

   - И тебе обязательно там быть?

   - Будут все члены обеих семей.

   - И что же, гордые чистотой своей крови Энты готовы породниться с грязными Тумкотами? - с насмешкой спросила леди Барноул.

   - Это ради укрепления нашего королевства. Союз Энтов и Тумкотов принесет много пользы.

   - Тебе всего шестнадцать, а ты говоришь, как этот старик, твой дядя, - скривилась Алитори.

   - Если бы не моя сыновья почтительность и любовь к вам, после этих слов, я уже сейчас бы приказал седлать лошадей, - появился румянец на щеках Эдвара.

   Леди Барноул хотела что-то сказать, но видимо вовремя сдержалась. Поджав тонкие обветренные губы, она быстро вышла из комнаты, провожаемая многочисленными служанками. Маленький сеньор был так раздосадован разговором с матерью, что пнул старый стул и тот не преминул развалиться.

   - Иногда мне кажется, что ей вообще не важно, есть я или нет, - произнес вслух Эдвар. Кроме него в комнате были только Иллиан и Мойно, поэтому рыцарь не сразу понял, кому это адресуется и адресуется ли вообще. - Неужели у всех так? - теперь его взгляд остановился на Лейтли, значит, стоило что-то ответить.

   - К сожалению, я не могу ответить вам милорд. Свою мать я не помню.

   Эдвар все не сводил глаз с Иллиана, поэтому пришлось объясниться.

   - Моя мать умерла при родах. Я ее никогда не видел. Воспитывала меня кормилица и отец.

   - Я бы отдал все на свете, лишь бы был жив отец. Тогда бы все было по-другому.

   Иллиан не спросил, что бы было по-другому. Может быть, леди Алитори не превратилась бы в мрачную стерву, готовую сквернословить про все и вся, а мальчик не тяготился опекой своего могучего дяди? Иллиан не спросил, а Эдвар не ответил. Они лишь вышли из комнаты, и принялись гулять по замку - единственному развлечению, доставлявшему маленькому господину удовольствие.

   Замок долины Кричащих Сов был действительно красивым местом. Наверное, в него можно было не влюбиться, лишь будь у тебя черствое сердце или слабые подслеповатые глаза. Оставалось загадкой, откуда у бедной семьи Барноул нашлось достаточно денег, чтобы соорудить это небольшое по нынешним меркам, но величественное сооружение. Крепкие башни, будто выросшие из земли и являющиеся продолжением здешних невысоких гор, стояли, подпираемые со всех сторон толстыми и прочными стенами. Со смотровых площадок просматривалась вся равнина, раскинувшаяся до самых гор, за которыми уже и располагался громадный Утес Гроз. Всего какой-то день пути от него на север и глазам открывалось безбрежное Северное море, за которым жили племена. Все еще не покоренные, но уже сломленные и отброшенные на менее плодородные земли. А ведь когда-то и Утес Гроз был вотчиной какого-то ярла, а волны разномастных племен, объединенные одним вождем, доходили и до крепости долины Кричащих Сов, разбиваясь об нее, как о волнорез.

   Северные ворота замка стояли в узкой прогалине между острыми утесами. Пройди через них, минуя долину Кричащих Сов, и окажешься в самом сердце королевства. Однако за все время, пока северяне умирали под стенами обители Барноул, еще ни один из них не одолел эту преграду.

   Иллиан стоял вместе с Эдваром и Мойно на верхней площадке одной из башен. Маленький сеньор молчаливо смотрел вдаль, туда, где кончались его владения; Черепаха стоял вполудреме, облокотившись на стену, а Лейтли нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Признаться, ему и самому нравился вид равнины, но сейчас все мысли были за северными вратами, где раскинулось несколько хижин, а в одной из них были спасенные им чужеземцы.