Жесткая посадка

– Думаешь, всё кончится сегодня и здесь?

– Искренне надеюсь, что нет. Всё может кончиться только со смертью, а я не намерен помирать сегодня на этом увале. Не знаю когда – но не сегодня. Солнце уже село, а я не слышал Банши и не встретил Махи Морриган. Сегодня здесь умрут другие. Есть такой принцип в этих местах – «умри ты сегодня, а я – завтра». Впрочем, мне и завтра помирать неохота.

Становилось прохладно. Небо совершенно очистилось от малейших признаков тумана и приобрело цвета остывающей стали: серо-фиолетовое, постепенно переходящее в оранжевую светящуюся полосу над горизонтом. Скальные зубцы, росшие по краям Янраная, вырисовывались на её фоне, словно вырезанные из чёрной бумаги фантастические силуэты. Раздался тихий, но совсем немелодичный звон. Так остывала натянутая на столбы из рельсов полусгнившая колючая проволока.

– Слушай, Зим, а можно глупый вопрос? Почему ты поселился именно здесь, в Орхояне?

– Ну, видишь, Виктор… Всё было примерно, как у всех. С детства родители, учителя твердили, что мне нужно служить стране. Что я по уши в долгах перед ней и перед всем прогрессивным человечеством. Я много работал, и для страны в том числе. Я писал статьи, изучал экономику, получил второе образование… Бился лбом в стены, потом началось… Ну, то, что началось. Девяносто первый год, и всё, что за ним последовало. Я стал политтехнологом, пробивал всяких депутатов и губернаторов. И в какой-то момент понял, что уж кому-кому, а своему государству я не нужен точно. Меня буквально закусило от безумной лжи, которая так и лезла из всех щелей на всех уровнях. Часть этой лжи я тоже насаждал, и, кстати, делал это довольно успешно. Нет, не думай, что я типа ушёл в затвор во искупление за грехи. Я не верю ни во что – и в искупление и грехи тоже. Я же журналист, а любые священные писания диктовал Бог, а записывали журналисты. И со времён пророков журналист знает – как вещи назовёшь, такими они и будут. Я просто оглядел страну, которой я не был нужен, и постарался найти место, где я был бы нужен чуть более, чем в других местах. Вот так возник Орхоян.

В кустах кашлянула кедровка.

– Внимание, – приподнялся Зим. – Помни: ты пьёшь чай. Я сплю. Всё внимание на огонь. Они уже в полукилометре. Всё идёт по плану. Сейчас я уйду, и ты снова услышишь кедровку – значит, я занял позицию. После этого ты ждёшь птицу последний раз и потом, – Зим пододвинул ко мне маленький тундровый чайник, – выливаешь его в огонь и падаешь назад. Если через минуту ты окажешься жив, значит, всё прошло как надо.

Алекс Зимгаевский, он же – Зим

В серой сумеречной дымке, которая окутывала подножие Хребта, солдаты проявились как восточные призраки – гули, преследующие добычу. Они прямо на ходу переформировались в боевое построение – трое сконцентрированной группой посередине и по двое по бокам, на значительном удалении, образуя «крылья» и охранение. Судя по всему, встреча с медведем не прошла для них даром, и они старались держаться как можно плотнее друг к другу. Сейчас им предстояло сделать выбор – пересечь заросший густым кедровым стлаником овраг или обойти его поверху, прямо через проволочное ограждение бывшего лагеря. В принципе, нас устраивало и то и другое развитие событий – продравшись через кусты, бойцы неизбежно на несколько минут утратят бдительность, а наверху их ждала мешанина из крупных камней, через которую вела едва заметная медвежья дорога, которую им, конечно же, не найти в потёмках.

Старший группы надвинул на глаза очки ночного видения, изучая рельеф. Я наблюдал за ним с расстояния в двести пятьдесят метров с помощью светосильного семикратного бинокля. Солдат (хотя, скорее всего, он был именно офицером) выглядел, как башенный механизм танка – широкий в плечах, практически без шеи, с непонятными приспособлениями на месте глаз – настоящий battle-tech, боевая машина, просчитывающая варианты. И я в который раз пожалел о том, что пастушата будут бить в них метров с пяти. Любой промах на таком расстоянии влёк за собой угрозу рукопашного боя – а моим ламутам в поединке с откормленным на харчи всей страны чудовищем ничего не светило. Да и мне тоже. Значит, всё решит огонь.

Со стороны бараков раздался гулкий металлический удар. Солдаты, как по команде, поглядели в ту сторону. Что же, ребята, это прибавит вам уверенности!

На самом деле места, покинутые людьми, ещё долгое время продолжают жить своей жизнью. Изготовленные человеком предметы под действием сил природы постоянно издают разные звуки, отличные от натуральных. Проволока «поёт» под ветром или нагретая солнцем, пустые бочки из-под горючего хлопают, как барабаны, неплотно приколоченные доски жалобно скрипят, как плачущие вдалеке дети… Именно отсюда, наверное, и происходят легенды о призраках покинутых строений. А где же ещё водиться призракам, как не в заброшенном концентрационном лагере, где голодом, холодом и непосильным трудом уморили не одну сотню человек, завалив их тела камнями на склоне?