Жестокая любовь мажора (СИ)

— Ты права. Такого больше не повторится.

— Ну ты сильно себя тоже не вини, но, конечно, будь к ним повнимательней. Нам хватило разборок с Алмазовым. Сам знаешь, каково успокаивать разбушевавшихся родителей.

Сдавленно усмехаюсь. Худшее из всех зол.

Из коридора раздается громкий топот, который стремительно приближается к моему кабинету, и пару секунд спустя в дверях возникает запыхавшийся Соколов.

— Вернулись! — кричит и, опершись о колени, переводит дыхание. — С ними еще этот… Алмазов!

Да твою ж мать!

Лиза смотрит на меня шокированным взглядом, и я разделяю ее чувства. Но одновременно с этим становлюсь чертовски раздраженным и злым.

— В кабинет их ко мне. Живо, — строго требую, а самого аж трясет внутри.

Сокол молча кивает и убегает за шпаной, которой мне сейчас придется вправлять мозги на место.

— Ну, я, наверное, пойду, — Лиза сжимает ладонь в кулак и подбадривающе им потрясает. — Ты давай держись тут. Приходи потом, я тебе успокоительного уколю.

Выпячиваю языком нижнюю губу и киваю.

— Иди, Лиз. Иди. Спасибо за помощь.

Она разводит руки, а потом прячет их в карманы больничного халата.

— Я-то что. Сами вернулись, пегасики.

Натягиваю улыбку и провожаю Лизу взглядом.

Отталкиваюсь от стола и подхожу к окну. Разминаю шею и, зажав ее ладонями, запрокидываю голову. Прикрываю глаза и стараюсь правильно дышать, чтоб вернуть себе самообладание, но стук в дверь все обламывает.

Недовольно рычу и поворачиваюсь к двери.

— Входите.

Заходят друг за другом. В глаза не смотрят. Кроме Алмазова. Самый, блядь, смелый.

— Илай Дамирович, я все объясню…

— Я тебе слово не давал, — грубо перебиваю парня. — С тобой мы поговорим в последнюю очередь. — Перевожу взгляд на святую троицу. — А теперь быстро объяснили мне, что вы устроили?

Парни перетаптываются с ноги на ногу. Головы опущены. Руки в карманах. Зло дергаю челюстями и подхожу ближе, позволяя себе повысить тон:

— Я не могу понять: в какой момент я заслужил ваше неуважение? Я в чем-то вас ущемляю? Плохо к вам отношусь? Или не устраиваю как тренер?!

Качают головой. Синхронно.

— Тогда какого черта вы ставите под угрозу мой авторитет как тренера и человека, несущего ответственность за ваши жизни?! Дурной пример заразителен, да, Алмазов?

Хорошев выходит вперед, но в глаза мне так и не смотрит.

— Мы не хотели вас подводить…

— Да, простите нас, Илай Дамирович! — вступается Луговой бодрее. — Мы не сделали ничего плохого!

— Вы покинули лагерь без какого-либо разрешения. И вы прекрасно знаете, какие у меня и у вас могут быть из-за этого проблемы. У нас соревнования на носу. Мы и так лишились сильного бойца по его же глупости. Давайте еще троих дисквалифицируем. Нормально будет, да? Только вы не себя подводите, а всю команду. Или вы больше не часть корабля?!

— Не нужно дисквалифицировать, Илай Дамирович! Мы же вернулись, и все хорошо…

— Больше не повторится, обещаем, — Хорошев дает вербальный зуб.

Сжимаю челюсти. Желваки ходуном ходят, аж сводит все.

— На спарринги вы все поедете. Разумеется, кроме Алмазова. Но в субботу отбой у вас в девять и никакой дискотеки.

Парни хором стонут.

— Ну как так-то, Илай Дамирович?

— А вот так, — строго чеканю, — будет неповадно нарушать правила.

— Ну ладно мы-то, а Покровский-то за что?! Его же не было с нами! — недоумевает Луговой.

— А Покровский получает свое наказание за то, что прикрывал ваши задницы.

— Это была ложь во благо! — хорохорится он. — Они ж мои братаны, как я их сдам? Илай Дамирович, ну не по-пацански это!

Знаю. И сам когда-то был на их месте. Но поощрять не могу. Я теперь их мать и отец здесь. И вот эти понятия мне, наверное, не нужны, когда они подводят всех вокруг.

— А что по-пацански? Угонять электросамокаты и руки ломать? Напиваться черт знает где и рисковать собственной жизнью?

— Не пили мы!

— И ничего не угоняли!

— Мы, вообще-то, подарок вам готовили! — выдает Луговой, а остальные пацаны шикают на него.

— Молчи, придурок!

Хмурюсь. Подарок? Бросаю взгляд на настенный календарь, и тут до меня доходит. В субботу мой день рождения. Реально крышей поехал, я и не вспомнил бы. И как теперь мне их наказывать? Рисковали же не просто так, а ради меня.

— Ну что? — Луговой лыбится и отмахивается от друзей. — Мы прощены?

Матерюсь себе под нос, так чтоб не слышали. Жуки.

Сам улыбаюсь.

— Подарок настолько хороший, что стоил вашего наказания?

— ЛУЧШИЙ! — хором выдают они.

Глава 20. Алиса

Кирюша визжит и сопротивляется, пока я пытаюсь достать песок у него изо рта, который мой драгоценный сынок с удовольствием туда запихнул.

— Господи, ну вот зачем тебе эта гадость!

Он выталкивает языком мой палец и тарабанит ножками, требуя свободы.

Сдув с лица волосы, я отпускаю его и сразу даю попить.

— Плюй, плюй быстрей, — прошу и наклоняю сына, чтобы не проглотил. Кирилл плюет и, конечно же, все на себя.

Да блин.

Беру салфетку и сначала вытираю перепачканную мордашку, получая активный протест, из-за которого у меня появляется желание вызвать экзорциста, а затем быстренько чищу его кофточку.