— Это произошло по твоей вине! — повышает он тон, вскакивая из-за стола. — Если бы ты не строила из себя целку, а сработала профессионально, все бы остались довольны! А теперь в высших кругах нашего города мой клуб поливают помоями! И все из-за какой-то идиотки с принципами!
Он выдыхает и, одернув пиджак, нервно зачесывает пальцами волосы назад. Затем возвращается в кресло и продолжает спокойнее.
— Есть люди, с которыми нельзя допускать ошибок, Самойлова. И Арзамов в золотой тройке этих людей. — Директор откидывается на спинку и небрежно вскидывает ладонь. — Мне жаль, Самойлова, у тебя милая мордашка, но мы вынуждены с тобой попрощаться.
Горячая волна вспыхивает в моей груди и подскакивает к горлу. Жжение впивается иглами и безжалостно поднимается еще выше: к носу и глазам. Настолько, что мне физически больно.
— Владимир Ви…
— Нет, девочка, давай простимся достойно, без слез.
Я всхлипываю и быстро вытираю выскользнувшие из глаз горячие капли обиды.
Кирилл пытается вырваться из рук, но я силой притягиваю его обратно, переступая с ноги на ногу.
— Я… Я прошу вас, — ком в горле мешает говорить, — дайте мне хотя бы две недели, пока я не подыщу что-то другое.
— Прости, Самойлова, но нет. Мы не готовы рисковать своей репутацией. Да и дурной пример заразителен. А мне это не нужно.
Мой подбородок дрожит. Это хороший клуб для заработка, здесь чаевые бывают больше зарплаты. Где я еще найду такое место? И сколько у меня уйдет на это времени?
— У меня маленький ребенок… Прошу вас…
— О ребенке нужно было думать раньше. Услужи ты вчерашнему гостю, золотые памперсы бы сегодня покупала.
Мне становится тяжело дышать, а ком в горле становится таких размеров, что говорить физически невозможно.
Я киваю: мол, все поняла, и разворачиваюсь, чтобы уйти.
— Подожди.
Я останавливаюсь и оборачиваюсь, а в глазах будто куча стекла, так больно смотреть. Но я вижу. Вижу, как он вынимает из внутреннего кармана пачку денег и, отсчитав несколько розовых купюр, небрежно кидает их на стол.
— Возьми. Пригодятся.
Я горько усмехаюсь, и слезы наконец брызгают из глаз.
Если я думала, что чувствовала себя униженной в той випке, то очень глубоко заблуждалась.
Унижение, которое я испытываю сейчас, душит со всех сторон. И оно наполняет меня до краев кипятком, когда я все-таки беру брошенные мне, как подачку, деньги.
Горькое дежавю бьет под дых и, задыхаясь, я выбегаю из кабинета и устремляюсь прочь.
Выскочив на улицу, усаживаю сына в коляску и как можно скорее ухожу от этого места. Чувство стыда, неловкости и презрения к себе преследует меня, пока я не останавливаюсь в парке, где практически нет вечно спешащих куда-то людей.
Я падаю на скамейку и разворачиваю к себе сына. Расставляю ноги и пододвигаю сидячую коляску, облокачиваясь на перегородку.
Кирюша улыбается мне зубастой улыбкой, и я улыбаюсь ему в ответ. Пускай сквозь слезы, но эта улыбка искренняя.
Сынок подается вперед, и его светлая шевелюра раскачивается из стороны в сторону, когда он оттягивает мои щеки, а я быстро втягиваю их в себя, и тут он заливается смехом.
Кирюша повторяет то же самое, и его смех опять разносится вокруг звонким эхом.
Я пытаюсь надышаться им, чтобы тяжесть в груди стала меньше, но почему-то легче не становится.
— Что мне теперь делать? — шепчу я с дрожью в голосе, а слезы уже ручьем текут из глаз. — Я так устала, сынок, мамочка так устала… — я кладу голову сыну на колени и отпускаю себя.
Рыдаю навзрыд, пока и на это у меня не остается сил.
А потом так и сижу, лежа головой на его коленях и позволяя ему творить с моими волосами все, что захочет.
Мой сын без ума от них, как и его отец. Когда-то…
Телефон вибрирует от входящего сообщения, и я медленно распрямляюсь, выпутывая волосы из пальцев моего малыша.
Боюсь представить, что у меня за прическа после рук маленького парикмахера. Но Кирюша хлопает в ладоши, довольный своей работой.
Я достаю из детской сумочки мобильный и разблокирую экран, чтобы посмотреть уведомление.
Неизвестный номер, но почему-то мое глупое сердце заходится в трепете еще до того, как я читаю сообщение и понимаю, кому оно принадлежит:
И следом еще одно:
Я запрокидываю голову и устремляю взгляд в небо, выдыхая шепотом:
— Может, уже хватит? За что ты так со мной?
Глава 5
Я не нахожу себе места, измеряя комнату нервными шагами.
То приближаюсь к телефону, то отхожу.
Снова стою над ним, прикусываю палец и нервно дергаю коленкой, раздумывая над тем, что мне ответить Багирову. И стоит ли вообще отвечать.
Я ненавижу то, как меня ломает, и какого черта я вообще о нем думаю?
Разозлившись на себя, хватаю подушку и накрываю ей телефон.
А потом бью себя по лбу и растираю его ладонью.
Хватит. Хватит забивать голову ерундой. Пусть уезжает.
Взгляд падает на детскую кроватку, в которой спит мой умаявшийся сын. Наш сын…