Жестокая любовь мажора (СИ)

Мы должны поговорить нормально. Я тоже уже не смогу без него. Надеюсь, у Багирова ничего не изменилось.

Пальцы быстро бегают по экрану, и, не давая себе времени подумать, сразу же отправляю:

«Мы можем поговорить?»

И следом:

«Хочу все объяснить. Нормально».

Спустя несколько минут сообщение прочитано.

Сердцебиение тут же ускоряется, и я жду ответа, уставившись в экран телефона, не моргая и не дыша.

Илай:

«Я приеду после шести».

Господи. Я выдыхаю и прижимаю смартфон к груди. Ничего еще не кончено: он приедет и я все исправлю!

Сегодня я найду нужные слова.

И тогда, может быть, он сможет пойти мне навстречу. Сделать шаг. Еще раз.

Ожидание сводит с ума, я возвращаюсь к бабе Люсе, чтобы хоть как-то отвлечься. Мы играем с Кирюшей в прятки, пока он не начинает потирать глазки. Устал, да и баба Люся тоже, поэтому я иду и укладываю сына поспать хотя бы на часик, чтобы к приезду Илая он был в настроении.

Стук в дверь на этаже доносится до меня, и я бросаю взгляд на часы: только шесть. Пожимаю плечами. Наверное, пораньше освободился. Трепет от предстоящей встречи поднимается с новой силой.

Но когда открываю и вместо Илая вижу взрослого мужчину, чувствую, как между бровей пролегает складка.

— Здравствуйте, а… вам… кого…

Но не успеваю я договорить, как ужас узнавания пронзает грудь и замораживает все внутри.

— Ну здравствуй, мой кролик.

Глава 46

Поношенные ботинки, грязные джинсы, рубашка в клетку, висящая на худощавом теле мешком.

Я хочу убедить себя, что ошиблась, что это всего лишь игра моего больного воображения, но, когда взгляд цепляется за уродливую руку, паника окончательно дестабилизирует меня.

Кровь стремительно отливает от лица. Я чувствую это и то, как ладони покрываются холодным потом, пока пальцы дрожат, вцепившись в дверную ручку, а сердце бьется где-то в горле, перебивая дыхание.

Мой рассеянный взгляд мечется по лицу, которое было размыто временем в моей памяти, а сеть глубоких морщин на грубой коже и шрам в уголке рта подкрепляет ледяной ужас, сковавший холодом внутренности.

Оцепенев, я смотрю в бездушные глаза самого настоящего чудовища.

Он нашел меня. И принес с собой мой персональный ад.

— Ты…

Дыхание царапает мои пересохшие губы, и я с запозданием порываюсь закрыть дверь, но он не дает, выставив ботинок и свое худое плечо через порог, прикладывая указательный палец к узким обветренным губам.

— Ты ведь умная девочка. Шуметь не будешь. Я бы не хотел навредить ни в чем не повинным людям.

Я хочу ответить ему, но прозвучавшая угроза лишает способности говорить, выходит только открывать рот в попытках вобрать в себя так необходимый мне воздух.

— Может, проявишь гостеприимство и пригласишь родного отца войти?

Тяжело сглатываю и судорожно качаю головой. Нет, нет, нет…

— Надо же. Как ты, оказывается, похожа на свою мать. В нашу последнюю встречу она смотрела на меня такими же большими глазами…

Он пытается подцепить мой подбородок, но я бью по его руке.

— Не смей говорить о ней, — шиплю, оскалив зубы. — И не смей прикасаться ко мне.

— Ш-ш-ш… — его взгляд ожесточается, он качает головой и приподнимает край рубашки, демонстрируя массивную ручку охотничьего ножа за поясом джинсов. — Я пришел не с пустыми руками. Ты и вскрикнуть не успеешь, глупый кролик, как мой внук останется без своей милой мамочки.

Я отшатываюсь от него, рука соскальзывает с дверной ручки, и ублюдок, воспользовавшись моментом, переступает порог общежития.

Его движения неторопливые, словно растянутые во времени: ненавистное чудовище спокойно прикрывает за собой дверь той самой уродливой рукой, которая удерживала мою голову под водой…

Перед глазами все плывет, размывается, а кожа покрывается липким потом.

Я под водой… она повсюду: во рту, в носу, в ушах…

Я не могу дышать…

У меня кружится голова, но я сопротивляюсь и кричу…

Холодно и темно…

Я плачу и прошу его остановиться…

Но каждый раз мои крики глушит вода. Они просто вырываются изо рта равнодушно-прозрачными пузырьками воздуха…

Сквозь шум в ушах я слышу хныканье сына и, как в замедленной съемке, несколько раз моргаю, прежде чем обернуться на зов Кирюши.

Он стоит в коридоре в одной маечке. Смотрит на меня, хмурится.

В голове проносится злость пополам с отчаянием: я проклинаю себя за то, что уложила его на диване и не закрыла за собой дверь; и секундной заминки моего заторможенного страхом мозга хватает, чтобы ублюдок оказался первым рядом с сыном.

Все происходит чудовищно быстро, я слишком дезориентирована, реакции тела замедленны… Перестав чувствовать ноги, я падаю.

Острое жжение тут же взрывается в коленях, но мне плевать, я распахиваю рот в немом крике от сковавшего горло ужаса, когда отец поднимает моего мальчика на руки и заходит с ним в нашу комнату.

Трясу головой…

Нет, нет, нет…