Жестокая охота

— Все вы… паскудники ушастые… — кряжистый с силой оттолкнул его руку и встал. — Трусливые вышкребки… Ладно, начнем…

В поселок приехали, когда зажглись фонари на центральной улице. Пока составляли акты, пробило двенадцать ночи. К этому времени подъехал и участковый, старший лейтенант Аросев, который в этой должности работал всего ничего, третий месяц. У кряжистого действительно не было при себе никаких документов, но Аросев довольно быстро установил, что его фамилия Мириков. Тот все порывался кому-то позвонить, когда речь зашла о карабине, но участковый решительно отказал.

В эту ночь Иван спал беспокойно, два раза вставал покурить. За окнами гулял сильный ветер, и чудилось, что кто-то ломится в дверь…

Неделю спустя приехал Швырков.

— Ну и заварил ты кашу, Иван…

Они сидели во флигеле и пили чай.

— Что, выговор привез? Как Ельмакову? — насмешливо посмотрел на него Кудрин. — Давят?

— Да нет, ничего… пока… Иные нынче времена.

— Блажен, кто верует…

— И то верно… Ты знаешь, чей карабин был у Мирикова?

— Откуда? И на кой ляд мне это нужно?

— Не скажи, не скажи… Узелок-то тугой вяжется…

— Чему я очень рад. Проторили дорогу в тайгу, как на личную заимку.

— Я с тобой согласен. Потому и привез тебе премию и благодарность в приказе, — улыбнулся Швырков. — А карабин,

Иван Лексеич, принадлежит, между прочим, районному прокурору. Вот так, дружище.

— Что? Как это… прокурору?

— Удивлен? А я не очень. Мириков и компания уже давно промышляет зверье для начальства. Удобно и выгодно. За все отвечает Мириков, случись что. Но его они, конечно же, в обиду не дадут. А теперь промашка вышла, благодаря тебе. И Аро-севу. Он в районе новый человек, но, доложу вам, смекалистый. Сразу учуял, чем это дело пахнет. И быстренько, минуя своего шефа, доложил об изъятии карабина в область. И пошло-поехало…

— Не ожидал…

— Если бы знал, поступил по-другому? — Швырков пытливо посмотрел на Ивана.

— Швыра, дам по шее… — засмеялся Кудрин. — Будто не знаешь, что по-иному не смог бы.

— То-то… В общем, так держать, товарищ Кудрин. Кстати, как тебе лесничество?

— Вполне… Между прочим, ты мне обещал новые бензопилы и снегоход “Буран”. Сколько прикажешь ждать?

— Как особо отличившийся, можешь получить хоть завтра…

Ноябрь пришел морозный, но короткие дни были солнечными, яркими. В предпраздничный вечер Иван затеял в своем флигеле генеральную уборку. Молчан по-прежнему не пускал его и на порог дома, но Кудрину пока было не до пса. Уже в семь утра он заводил “Буран” и отправлялся в тайгу. Забот хватало — лесники пилили сухостой, заготавливали метлы из кустарниковой березки, строили новое зимовье.

Шорох и какие-то неясные звуки снаружи заставили Ивана прервать свое занятие. Он открыл дверь, ступил за порог — и едва не упал, споткнувшись о что-то темное.

— Молчан?! — лесничий в изумлении склонился над псом.

Тот лежал с неловко подвернутой передней лапой и смотрел на Ивана непривычно робко, даже виновато. Припорошенные инеем ступеньки были испещрены пятнами крови. Кудрин осторожно поднял пса на руки и занес внутрь флигеля.

Пуля, выпущенная из карабина, прошла навылет. Видимо, прицел был не точен, или в последний миг, почуяв беду, Молчан успел увернуться, и свинец прошил мышцы груди. Выходное отверстие было небольшим, аккуратным, и Кудрин вздохнул с облегчением — хорошо, что стреляли из нарезного оружия; пуля гладкоствольного ружья такую дырищу разворотила бы…

Рана затянулась быстро, но Молчан твердо встал на ноги только после Нового года. Теперь Иван жил в доме лесничего, потому что тонкие стены флигеля плохо держали тепло, а холода стояли большие. В тайгу Кудрин выбирался редко; недалеко и ненадолго, на лыжах — резиновая ленточная гусеница снегохода не выдерживала свирепых морозов, становилась хрупкой и ломалась.

Молчана он определил в просторную комнату, которая служила конторой лесничества. Пес лежал на подстилке возле круглой тумбообразной печки, окованной листовым железом, и, положив лобастую голову на лапы, молча наблюдал за Иваном. Лесничий работал за огромным двухтумбовым столом, составляя отчеты в район, различные справки, акты и прочие бумаги, иногда и вовсе ненужные, но создающие видимость кипучей каждодневной работы. Швырков, которому Кудрин сказал напрямую, по-свойски, что он думает про эти бюрократические выверты, только поморщился, будто съел лимонную дольку без сахара, и молча положил на стол перед Иваном целую кипу циркуляров. Разобравшись в них, Кудрин посочувствовал своему старому приятелю и мысленно поблагодарил — оказалось, что Швырков немалую часть канцелярской работы взял на себя. На вопрос Ивана, откуда он берет густо посеянную по многочисленным отчетам цифирь, Швырков засмеялся и молча показал на потолок…