Жестокая охота

— Нет, — разгоряченный Снегирев ткнул пальцем в одну из фотографий из дела ювелира Сорокина. — Сейф в квартире ювелира был вскрыт точно таким же способом, как и в магазине! Вот!

— Послушай, Михаил Иваныч, тебе какое дело поручено расследовать? — вежливое обращение капитана не сулило Мишке ничего хорошего. — Занимаешься Валетом и Щукой, так и занимайся. Не лезь в чужой огород. Усек?

— Я и не лезу, — Мишка покраснел от обиды, как вареный рак. — И, кстати, я еще не закончил. В квартире Зарубиных экспертам удалось “срисовать” отпечатки пальцев. Очень неважные и по тем временам практически непригодные для идентификации. Я попросил экспертов проверить на нашей новой аппаратуре, и вот что из этого вышло… — Снегирев, не глядя на своего начальника, положил перед ним машинописный листок бумаги.

— Заключение экспертов… — Тесленко неожиданно почувствовал, как его захлестнула горячая волна. — Валет и Кривой?!

— Так точно, товарищ капитан, — официально ответил Снегирев, хмуро глядя мимо Тесленко.

— Миша, извини, я был не прав. — Тесленко протянул Снегиреву свою широченную ладонь. — Ладно, не дуйся, держи пять.

Мишка, какой-то миг поколебавшись, пожал руку капитана.

— Да, брат, это, я тебе доложу, бомба. — Тесленко пристально посмотрел на Снегирева. — Это все?

— Почти.

— Что еще ты откопал?

— Есть у меня одна версия… — Снегирев заколебался. — Не знаю, насколько она правдоподобна…

— Ну-ну, — подбодрил его Тесленко.

— Бандиты при грабеже квартиры Зарубиных допустили промах. Так уж вышло, что остался свидетель, малолетний сын Зарубиных. Он был ранен.

— Его опрашивали?

— Да. То есть не совсем так… Мальчик был в шоке, его долго лечили. Следователь, по настоянию врачей, не рискнул детализировать обстановку грабежа до полного выздоровления мальчика.

— А потом?

— Похоже, дело просто сдали в архив.

— Бывает… — поморщился Тесленко, вздыхая. — Чтобы не портить отчетность последующих кварталов… Где теперь этот мальчик?

— Я наводил справки. Исчез. Он ушел из семьи, которая приютила его после смерти родителей. И как в воду канул.

— Нескладно получается… Нужно его разыскать во что бы то ни стало. Добро. — Тесленко задумался на некоторое время, затем сказал: — Ну ладно, выкладывай свою версию…

Отступление 6. Фонарь

У “вертушек” заводской проходной, в просторном вестибюле, толпились рабочие. Костя, подивившись про себя столь необычному в это время скоплению народа, протянул пропуск хмурому охраннику.

— Костя, погодь! — окликнул его знакомый голос.

Костя обернулся и увидел пушистые седеющие усы дяди Миши, его усталые, поблекшие от старости глаза.

— Здравствуйте, дядя Миша! — обрадованно воскликнул он — старый лекальщик был уже больше недели на больничном. — Как здоровье?

— Здоровье, Костик, сам знаешь какое… А вообще, пошел на поправку. Не в этом дело… Ты что, ничего не ведаешь? — Он пытливо посмотрел на Костю.

Только теперь юноша заметил подозрительно покрасневшие веки старика, мокрую щеку и крохотную слезинку, заплутавшую среди пожелтевших от табака волосков в седых усах.

— Что с вами, дядя Миша?

— Со мной? Со мной ничего… Ничего… Там… — Старый лекальщик махнул рукой в сторону стенда для объявлений и отвернулся, стараясь скрыть вновь набежавшую слезу.

Сердце в груди вдруг застучало неожиданно громко. Костя начал пробираться поближе к стенду. Заводчане молча уступали ему дорогу, старательно избегая встречаться взглядами.

Костя посмотрел на плакат, прикнопленный к стенду, и едва не застонал от нестерпимой жгучей боли, которая на мгновение помутила рассудок. Он закрыл глаза и пошатнулся. Его бережно поддержали, окружив плотной стеной.

Костя медленно сделал еще один шаг вперед и прикипел взглядом к большой фотографии в траурной рамке — оттуда на него смотрел с неизменным ласковым прищуром названный брат Саша Кауров.

Черные строчки текста слились в серое пятно, прочерченное полосами и штрихами, и Костя никак не мог разобрать, что было написано на плакате. Словно ослепнув, он протянул руку, пытаясь нащупать ускользающие от нею буквы, и чужим, охрипшим голосом спросил:

— Как… это… все?

— В авиационной катастрофе… — ответил кто-то из толпы.

Костя какое-то время пытался осмыслить сказанное. И вдруг словно жгучая молния сверкнула среди темного хаоса, царившего в голове: “Сашка погиб! Саша, брат!” Ничего не видя перед собой, Костя резко обернулся и выбежал из проходной на улицу…

Очнулся он от своего полубредового состояния под вечер, в городском парке. Костя сидел на скамье у небольшого пруда, который окружали пышные, кудрявые вербы. Кто-то спрашивал его:

— Эй, парень! Что с тобой?

Костя вздрогнул и обернулся. Позади стояли трое мужчин и с тревогой смотрели на его бледное, осунувшееся лицо.

Он с трудом расцепил окаменевшие челюсти и ответил, едва ворочая непослушным языком:

— Брат… погиб… Родной…

Костя так и сказал — родной. Слово это вырвалось помимо его воли — крик осиротевшей души.