Первым опытом монографического исследования блокады Ленинграда является работа молодого сотрудника йенского университета Йорга Ганценмюллера[1040]
. Автор считает необходимым «расширить научную перспективу и анализировать блокаду Ленинграда в связи с общими целями германского нападения на Советский Союз»[1041]. В книге широко и непредвзято используются как документы московских и петербургских архивов (в том числе недавно рассекреченных фондов), так и материалы новейших исследований российских ученых. Достижения российской науки органически входят в структуру германской историографии. Было ли это возможно еще десяток лет назад?В высшей степени важными являются заключения Ганценмюллера: «Блокада Ленинграда не было осадой, вызванной тактикой, вытекавшей из военно-стратегических соображений. Это была составная часть курса на геноцид, вызванная комбинацией краткосрочных военно-экономических факторов с долгосрочными идеологическими факторами». Геноцид против ленинградцев полностью вытекал из того, что «поход против России с самого начала был захватнической, истребительной войной». «Впервые в мировой истории, — считает Ганценмюллер, — осада укрепленного города осуществлялась не для его захвата», а для физической ликвидации его жителей. Германская политика голода и разрушения, направленная против ленинградцев, «вытекала не только из конкретной ситуации осени 1941 г.», но прежде всего из «внутренней логики войны, направленной на грабеж и уничтожение»[1042]
.В книге Ганценмюллера проявилось не только стремление немецкого историка сказать беспощадную правду об агрессивной войне и геноциде, но не в меньшей мере желание выразить восхищение стойкостью и мужеством защитников города. Газета «Die Zeit» с полным на то основанием писала, рецензируя указанную монографию: «Лондон, Ковентри, Антверпен, Гамбург, Дрезден, Варшава — многие города Европы испытали муки войны и были превращены в развалины. Но Ленинград выдержал катастрофу, несопоставимую с другими городами по длительности страданий и по числу павших. Своей книгой Ганценмюллер воздвиг впечатляющий памятник невской столице и ее трагедии»[1043]
.«Гранитный город славы и беды»[1044]
. В поэтической строке, написанной в начале XX в., Анна Ахматова предсказала трагикогероическую судьбу невской столицы.ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В НАЧАЛЕ НОВОГО СТОЛЕТИЯ
Прошлое можно преодолеть только так, как действовал Сизиф. Он затаскивал камень на гору, камень скатывался вниз, и Сизиф вновь начинал свой путь[1045]
В наши дни проблематика Третьего рейха остается главной в структуре исторической науки и исторического сознания ФРГ. «Вопреки некоторым опасениям (или надеждам), — уверен Норберт Фрай, — интерес немцев к истории Германии 1933–1945 гг. отнюдь не ослабевает. Он видоизменяется, но в этом нет никакого вреда»[1046]
. Налицо новое качество научных исследований, налицо не упрощение, но усложнение их содержания.В последние годы внимание научной общественности и средств массовой информации ФРГ было привлечено к книге Гётца Али «Народное государство Гитлера. Грабеж, расовая война и национальный социализм»[1047]
. На основе интенсивных разысканий в архивах автор дал новую трактовку важнейшего феномена Третьего рейха — массовой поддержки Гитлера и его режима. С полным основанием Фолькер Ульрих утверждал: «Эта книга относится к тем редким трудам, которые по-новому привлекают наше внимание к самому мрачному периоду германской истории»[1048]. Ганс Моммзен причислил работу Али к произведениям, при чтении которых «учащенно бьется сердце» и которые «открывают новые поля исследования»[1049].В сознании большинства граждан Германии в течение нескольких десятилетий жила идея единоличной ответственности Гитлера за германскую катастрофу. Этот удобный тезис, в котором не было места категории национальной вины, надолго определил направленность господствовавших трактовок Третьего рейха. Но нельзя не признать, огромные массы немецкого населения в течение 12 лет были охвачены безумием, что рядовые немцы стали соучастниками преступлений режима. Сотни тысяч, миллионы законопослушных, ничем не примечательных немцев стали охранниками в лагерях, полицейскими, солдатами вермахта.
Вопреки болезненно-неприязненному отношению большинства современных немцев к этой проблеме, Али вопрошает: «Как немцы могли допустить беспримерные массовые убийства?»; «На чем базировалась поощряемая государством ненависть против “неполноценных” немцев, против поляков, “большевиков” и евреев?»[1050]
.