Читаем Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века полностью

Когон, хорошо понимавший, что большинство немцев не хочет ничего слушать и слышать о лагерях смерти, стремился все же побудить соотечественников осознать свою вину, задать себе мучительные вопросы: «Как мы дошли до точки падения? Как это стало возможным? Что мы можем сделать, чтобы сохранить свое существование?». Для него Бухенвальд и другие концлагеря были моделью того противоестественного «нового порядка», который нацисты планировали создать в Германии и Европе. Он был убежден в том, что можно, «веря в силу правды, устранить незнание». Он обращался к знанию и к совести: немцы обязаны узнать «свои благородные и свои отталкивающие черты. Не следует страшиться судей, потому что мы сами осудим себя»[22]. Современный исследователь так формулирует цель, которой добивался Когон: «фундаментальный разрыв преемственности с прошлым»[23]. Но его книга представлялась «показателем политического и социального одиночества»[24] и была надолго забыта в ФРГ. О ней вспомнили только в 1970-х…

* * *

Международный процесс по делу главных немецких военных преступников (ноябрь 1945 — октябрь 1946 г.) стал одним из главных событий XX в. Впервые в истории перед судом предстали злоумышленники, завладевшие государством, сделавшие государство орудием своих преступлений и развязавшие кровопролитную войну. Надежды демократов и антифашистов были неразрывно связаны с деятельностью Международного трибунала.

Репортажи 1945–1946 гг. из Дворца правосудия в Нюрнберге потрясли мировую общественность. «Наша собственная история, — вспоминал впоследствии философ Юрген Хабермас (в 1946 г. ему исполнилось 17 лет), — внезапно озарилась таким светом, в котором изменились все ее существенные аспекты. Я вдруг увидел, что мы жили в рамках преступной политической системы»[25].

Вопрос о вовлеченности германского народа в злодеяния режима, о его вине и ответственности мучил вернувшегося из эмиграции немецкого романиста Альфреда Дёблина. В выпущенной в 1946 г. (под псевдонимом) брошюре он писал: «Мы достигли главного этапа германской истории. После того, о чем мы узнали, как ответить на вопрос: виноват ли народ? Можно ли простить слабости, леность, приспособленчество? Виновны мы или нет? Должны ли мы сделать выводы из прошлого? Извлечем ли мы для себя выводы, которые следуют из преподанных нам ужасных, необходимых и целительных уроков, превращающих нас в настоящих немцев, в настоящих европейцев?»[26].

Известный немецкий историк Вальтер Марков, активный участник Сопротивления, отсидевший 10-летний срок в нацистской тюрьме, писал в июне 1946 г.: «В Нюрнберге судят не только нарушителей правовых норм, но и организации, представлявшие большинство политически активной части населения. На скамье подсудимых не национал-социалисты, но — национал-социализм. Мы должны понять, что сделан шаг вперед: от осуждения отдельных злодеев — к осуждению причины зла… Но военные преступления могут быть осуждены только представителями их собственного народа — энергично и безжалостно»[27].

Однако для массы обывателей — их стали именовать «попутчиками» режима (Mitläufer) — процесс принес не только страх, но и облегчение. Большинство немцев восприняло окончание войны как поражение, как личную и социальную катастрофу. Для них наказание главных военных преступников было равнозначно тому, что проблемы прошлого уже разрешены. «Нюрнбергские виселицы, — заметил позднее публицист Карл-Хайнц Янссен, — сняли вину с попутчиков»[28].

Политический обозреватель Эрик Регер так характеризовал доминировавшие в обществе настроения: «С каждым документом обвинения, когда вся шеренга нацистов от Геринга до Кейтеля все чернеет и чернеет, среднестатистический немец становится подобен ясной романтической луне над Гейдельбергским замком… “Вот во что они нас превратили! Если бы мы только знали!” — заливается хор партайгеноссен, которые еще недавно с удовольствием глядели на то, как унижаются и уничтожаются народы всего мира»[29].

Современный читатель получил уникальную возможность понять, насколько широк и парадоксален был спектр суждений германских современников о целях, характере и ходе процесса. В 2006 г. в ФРГ была издана большая подборка личных писем, направленных немецкими гражданами главному обвинителю от США Роберту Джексону. Журналист Генри Бернхард обнаружил эти документы в фонде Джексона в Библиотеке конгресса в Вашингтоне и опубликовал их со своими комментариями[30].

Корреспонденты Джексона представляли практически все поколения, социальные слои и политические течения послевоенной Германии: от крупных чиновников до рабочих, от бывших активистов нацистской партии до освобожденных из концлагерей противников режима.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное