Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века

«Современная» трактовка тоталитаризма стала, по меткому определению Вольфганга Виппермана (применившего широко известный каждому немцу образ из трагедии Шиллера «Вильгельм Телль»), «гесслеровской шляпой, перед которой должны склонять голову все истинные демократы»[844]. Но Випперман все же надеется на то, что общественное сознание «прекратит сбрасывать красных, зеленых и коричневых в один и тот же тоталитаристский котел»[845].

* * *

В последнем десятилетии XX в. в ФРГ выросло влияние течений в исторической науке и в исторической публицистике, которые можно объединить в рамках понятия «новые правые». Представители этой части интеллектуальной элиты ничуть не похожи на вызывающих всеобщее подозрение неонацистов. На университетских исторических и политологических кафедрах, в издательствах, редакциях газет и журналов, на телевидении, в компьютерной сети и на видеорынке относительно прочные позиции ныне занимают бесцеремонно-напористые, респектабельные, хорошо образованные, лишенные комплексов профессионалы молодого и среднего возраста. «Быть правым, — отмечал еженедельник «Die Zeit», — ныне считается шикарным, правые вдруг объявлены последним прибежищем духа»[846]. Их цель — формирование общества «без продолжающегося преодоления прошлого»[847].

Представители «новых правых» от историографии, группирующиеся вокруг Райнера Цительмана, объявили себя сторонниками «сколь желаемой, столь и неизбежной историзации национал-социализма». «Историзация» трактуется при этом как отказ от «черно-белых стереотипов», «морализирования», «примата педагогических намерений над научно-историческими усилиями». Объединение Германии именуется шансом, полученным немцами для того, чтобы «покончить с левоинтеллектуальным рефлексом ненависти, направленной на самих себя»[848].

Для Цительмана совершенно неприемлемы перемены в общественном сознании ФРГ, которые ассоциируются с «поколением 68-го». Выдвигая тезис о «двойной травме» германской истории, он утверждал, что студенческое движение сопоставимо по своим негативным последствиям с захватом власти нацистами[849]. Цительман не упустил возможности возвести хулу на произнесенную в 1985 г. речь Рихарда фон Вайцзеккера, наполненную «обвинениями по адресу немецкого народа и его истории», «левыми стереотипами» и «ничего не значащей словесной пеной»[850].

Эрнст Нольте, кумир Цительмана и его сторонников, провозглашает: «Национал-социалистическое прошлое должно стать преимущественно предметом научного рассмотрения, а не объектом постоянной полемики». Что касается укоренившейся после «контроверзы Фишера» идеи континуитета реакционных тенденций в германской истории, то Нольте прямо заявляет: «После объединения Германии эта мировоззренческая и историческая концепция утратила свое значение, она опасна для новой государственности»[851]. Попытки фактического оправдания нацистского режима приобрели у Нольте наступательные черты. Холокост он трактует как «понятную» (хотя и «чрезмерную») «превентивную реакцию» на намерения советской стороны. Нацистская диктатура, утверждает Нольте, обладала «правом на историческое существование, она не могла быть только «воплощением абсолютного зла», в ней существовало «рациональное зерно», ее можно «понять и в известном смысле оправдать». Гитлеровский режим, полагает Нольте, являлся всего лишь выражением «контридеологии», которая «была вынуждена реагировать на установки противника»[852].

«Новые правые» достаточно громко говорят о «позитивных сторонах» нацистского режима, которые, по их мнению, «слишком поздно стали объектом исследования»[853]. Реанимирована установка о «модернизаторской функции» нацистского режима, даже об осуществленной гитлеровцами «модернизаторской революции». Под пером Цительмана «модернизация» предстает не как побочный результат существования Третьего рейха, но как доминирующий признак диктатуры[854]. Что же касается террора, то, по его словам, «преследовалось, унижалось и в конечном счете уничтожалось только меньшинство (!) изолированных по расовым причинам политических оппонентов и других маргиналов»[855]. Такие характеристики вполне отвечают тому, чтобы, возвестив «ренессанс концепций, долгое время находившихся под знаком табу», при трактовке истории гитлеровского рейха отказаться от «соображений политико-морального плана», отбросить прочь «педагогические намерения»[856].