Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века

Ни один из участников дискуссии (как соглашавшихся, так и не соглашавшихся с Фридрихом и его единомышленниками) не счел возможным вспомнить о ненемецких жертвах союзных бомбардировок — о тысячах и тысячах остарбайтеров и советских пленных, погибших во время воздушных тревог. Их не пускали в бомбоубежища, запирали в лагерных бараках, обрекали на мучительную смерть в пожарищах среди руин германских городов… Может быть, такая «забывчивость» современных немцев также свидетельствует о нынешнем уровне исторического сознания ФРГ?

Формируется новая мифология, реализуется попытка отвести массовое сознание от постулатов национальной ответственности и национальной вины за развязывание гитлеровским режимом Второй мировой войны, за преступные методы ее ведения. По убеждению Эрика Францена, тезис о немцах как жертвах войны «выставлен напоказ в качестве индикатора нового самосознания»[1177]. Алейда Ассман пишет в связи с этим о «новом национальном мифе», в рамках которого «размываются границы между жертвами и преступниками», фиксируется «готовность немцев уйти от своей исторической ответственности» и создать для себя «комфортную моральную позицию»[1178]. В немецкий литературный обиход вошел новый термин: «самовиктимизация» (от лат. victim) — провозглашение себя жертвой.

Под лозунгом «Немцы виновны в Первой мировой войне, но не больше, чем другие»[1179] происходит форменная атака на тезис Фрица Фишера о преимущественной роли кайзеровской Германии в развязывании войны. «Die Welt» опубликовала статью, подписанную несколькими немецкими и британскими историками, в которой содержится недвусмысленное утверждение: «Тезис Фишера о целенаправленном стремлении Германии к мировому господству оказался преувеличенным и односторонним… Царившая долгое время трактовка внешней политики германского рейха как воплощение грубости, неуместной силы, агрессивного экспансионизма и постоянных осечек давно уже поставлена под сомнение. Историки в поисках причин войны смотрят уже не только в сторону Берлина, но и в сторону Парижа и Вены, Санкт-Петербурга и Лондона. Вопрос вины был для Германии долгое время центральным. Но германский рейх не был виновен в развязывании Первой мировой войны»[1180].

Вслед за пересмотром итогов «контроверзы Фишера» получают распространение тезисы о «ненужности спора историков». Напомнил о себе Эрнст Нольте, выступив с утверждением, будто бы в развязывании Второй мировой войны виновны (не меньше, чем Германия) Польша и Великобритания[1181]. В историографии ФРГ сохраняется (а порой и настойчиво подчеркивается) тезис о том, что советско-германская война была столкновением двух тоталитарных диктатур. Йорг Баберовски, чья книга «Выжженная земля»[1182] исходит из данного постулата, был удостоен высокой литературной премии на Лейпцигской книжной ярмарке 2012 г. Ведущие германские печатные издания, принадлежащие как к правому, так и к леволиберальному направлениям, выступили при этом с похвальными отзывами[1183]. К сожалению, аргументированные критические оценки «Выжженной земли», принадлежащие авторитетным историкам, не вызвали значительного общественного интереса[1184].

«Der Spiegel», обычно безошибочно реагирующий на колебания вектора общественного мнения, утверждал: «Пришло время, когда просто не годится дискутировать только о нацистском терроре, оставляя в стороне собственные беды»[1185]. Не менее определенно (правда в форме вопроса) высказался «Stern»: «Или уже прошло время немцев-преступников и наступает время немцев-жертв?»[1186]. «Suddeutsche Zeitung» рассматривала тезис «немцы как жертвы» в качестве «альтернативного текста или контртекста в противовес памяти о Холокосте». Газета задавала резонный вопрос: «Не прошла ли Федеративная Республика ту фазу извлечения уроков из собственного прошлого, которая начиная с 80-х годов находится под знаком вины?»[1187]. Явная тревога слышится в словах Свена Оливера Мюллера: «Неужели немцы вновь впадут в состояние гармоничной амнезии “народа-жертвы”, которое противоречит достижениям исторической науки и критической политической культуры?»[1188].

* * *

И все же, все же… Надежду внушает то, как немецкая пресса и немецкая общественность встретили 70-летие катастрофы вермахта под Сталинградом, города, имя которого, по словам газеты «Frankfurter Rundschau», «выжжено огнем в памяти немцев и русских как место судьбоносного, жертвенного перелома»[1189].