Жестокая память. Нацистский рейх в восприятии немцев второй половины XX и начала XXI века

Британская «The Guardian» резонно замечала: «Хулиганы, на которых теперь обращено столько внимания, не столь опасны, как нераскаявшиеся наци, все еще находящиеся на высоких постах»[206]. «Антисемитские выходки, — писала «France Observateur», — могут быть объяснены только в том случае, если мы не упустим из виду роль бывших нацистов в общественной жизни ФРГ. Неофашистские активисты чувствуют себя столь вольготно потому, что в органах правосудия, в армии, в университетах по-прежнему сидят люди, уже избравшие однажды антисемитизм своей идеей»[207].

В январе и феврале 1960 г. были созваны чрезвычайные заседания бундестага. В мае того же года Оберлендер, один из федеральных министров с «коричневым прошлым», вынужден был оставить свою должность (Глобке оставался на посту ближайшего советника Аденауэра вплоть до ухода последнего в отставку в октябре 1963 г.). Полиция арестовала несколько неофашистов, оказавшихся недавними выпускниками школ и профтехучилищ. В печати появились статьи, настоятельно требовавшие пересмотра в антифашистском духе школьных учебников и системы преподавания истории в целом. «Досадно, — писала одна из газет ФРГ, — что мы занялись этой проблемой через много лет после катастрофы»[208].

В начале февраля 1960 г. была созвана внеочередная сессия постоянной конференции министров культуры и образования западногерманских земель и приняты решения о незамедлительном пересмотре содержания учебников по новейшей истории Германии, а также о переподготовке учителей. Одна из учительских организаций признавала, что немалое число школьных преподавателей «замалчивают или искажают правду, являясь не воспитателями, а развратителями молодежи». Выдвигалось требование привлечь их к ответственности[209].

Наступил принципиально новый этап в деятельности государственной системы политического воспитания ФРГ. Профессор Ганс-Герман Хартвих, автор обзора истории этой системы, писал, что антисемитские эксцессы стали «сигналом к развитию различных форм действенного, ангажированного государственного политического воспитания, в особенности в школе»[210].

Уже в начале 1950-х гг. на федеральном и земельном уровнях действовали соответствующие центры, в ряде земель в учебные планы общеобразовательных школ и гимназий была включена новая дисциплина «политическое образование». Однако она оставалась, по заключению исследователей, «чужеродным телом», большинство учителей ее игнорировало. «Дискуссии об извлечении уроков из прошлого, — отмечает Бернгард Зутор, — были достаточно вялыми, да и то только там, где учителя могли возбудить интерес у школьников»[211]. В документе Федерального центра политического воспитания, принятом через две недели после антисемитской выходки в Кельне, указывалось, что причины эксцессов «следует искать в явной недостаточности масштабов преодоления национал-социализма»[212]. В соответствии с директивами Федерального центра и конференции министров культуры дисциплина «политическое образование» (предмет именовался в различных землях по-разному) отныне вводилась во всех землях и во всех типах школ, началась подготовка соответствующих учебных пособий, разработка начал методики политического воспитания; но плоды этой деятельности сказались далеко не сразу.

«Западногерманская общественность, — оценивал ситуацию конца 1950-х гг. Петер Штайнбах, — разделилась на группу спрашивающих и группу уклоняющихся от прямых ответов. Последние составляли большинство»[213]. Норберт Фрай пришел к выводу, что в Западной Германии наблюдалось противостояние «двух сторон фронта, которые неутомимо отстаивали свои взгляды». «На одной стороне — критически настроенные журналисты и интеллектуалы, которые считали себя авангардом и требовали демократизации западногерманского общества. На другой — консервативное федеральное правительство, политику которого по отношению к прошлому поддерживало большинство населения»[214].

* * *

После 1945 г. в бараках бывшего концлагеря Дахау под Мюнхеном располагался лагерь для переселенцев. Городские власти спешно разработали план застройки территории. Новому городскому жилому району даже было дано название — «Дахау-Ост». При этом в официальных документах речь шла уже не о «бывшем концлагере, а о «бывшем лагере для переселенцев». Чиновники разных уровней делали все от них зависящее, чтобы торжествовало забвение. Но в начале сентября 1949 г. на площадке, предназначенной для застройки, были обнаружены массовые захоронения, посыпались протесты в адрес премьер-министра Баварии и городской администрации Дахау, в том числе и от бывших французских заключенных[215]. Выразили возмущение депутаты Национального собрания Франции[216]. Баварские власти объявили письма протеста результатом происков коммунистов, однако работы было решено приостановить. На могилах были установлены временные памятники, но для их содержания у муниципальных властей Дахау денег не оказалось. По этой же причине был прекращен конкурс на проект масштабного монумента.