- Почти, - бросает едко. - Он её полюбил. Начал прямо в келье. Долго. Нежно. Как все Ахметовы. Проявил терпение и ласку. Показал, в чем заключается её настоящее предназначение.
- Это ужасно, - горечь разъедает изнутри.
- Может, он ошибся, - заключает насмешливо. - Может, Бэлла не была такой уж шлюхой. Оказавшись под ним в первый раз, она истекала кровью.
- Он что, - содрогаюсь. - Изнасиловал её прямо в монастыре?
- Варвары часто нападали на монастыри, - кривится. - Ты разве не в курсе? Всякий сброд так и норовил полакомиться смазливыми монашками.
- Мерзость, - выпаливаю.
- Жестокие времена. Никакой цивилизации. Людьми управляли только рефлексы. Жажда наживы. Похоть. Сейчас иначе. Нормы морали есть.
- Это было давно?
- Сотни лет назад.
- Кошмар, - морщусь.
- Согласен, - явная и неприкрытая ложь. - Атаманы-насильники. Все как в тупых киношках, где ублюдок похищает хорошую девочку, насилует ночи напролёт и добивается от неё любви.
- Нет такого кино, - холодею.
- Стоит снять.
- Что произошло с Бэллой? - спрашиваю. - Что было дальше?
- Она истекала кровью. Каждую ночь. Долго. Очень долго. В этом замке каждый камень пропитан её страданиями. Так легенда гласит. Мой предок никогда не был скуп. Щедро воздавал каждому по заслугам.
- Нет! - восклицаю. - Она не заслужила... она...
- Она его полюбила. Правда. Полюбила. Он заставил ее. Насильно. Выбил из неё ответ. Вырвал. Выдрал. Добился отклика. И знаешь, что самое забавное?
- Нет здесь ничего забавного!
- Она простила его, - припечатывает. - Но себя простить не смогла.
- Что, - задыхаюсь. - Что это значит?
- Трудно любить того, кого должен ненавидеть. Больно. Попробуй и сама поймёшь.
- Я не хочу такое пробовать. Я...
- Бэлла любила моего предка и презирала себя за это. С ума сходила от жажды, от желания и проклинала эти низменные чувства. Так неправильно. Так плохо. Одурительно сладко. Он должен был насиловать её. Она должна была орать от боли. Но черт дери, между ними происходило что-то совсем другое. Он так ни разу и не взял не силой. Она всякий раз выла под ним, билась и царапала его спину ногтями. Только явно не от боли.
- Подожди, - требую сдавленно. - Ты сказал, твой предок изнасиловал девушку. Заставил Бэллу истекать кровью.
- Мало ли что я сказал? - выгибает бровь с неприкрытой издевкой. - Она сама так совсем не считала.
- Это очень странная легенда, - бормочу я. - Страшная сказка.
- Верно, - заключает холодно. - В конце Бэлла проткнула своё любимое сердце ножом. Так говорят. Так донесли до нас века.
- Что? - поражаюсь. - Чьё сердце она проткнула?
- Технически там было даже два, - замечает ровно. - Меткий удар. Не каждый потянет.
- Я не понимаю, - шепчу слабо.
- Она обняла моего предка. Крепко. Вогнала нож ему в спину. Проткнула его сердце. Насквозь. И своё заодно. Кого она любила? Валяй. Тебе решать.
- Этого не может быть, - роняю я.
- Да, - кивает. - Даже одно сердце тяжело проткнуть насквозь с учетом рёбер и мышц на пути к нему. А уж два одним махом - фантастика. Ещё и женская рука. Это красивая легенда, выдумка, не более.
- Красивая? - всхлипываю.
- Бэлла любила слишком сильно, чтобы простить.
- Кого?
- Себя, - усмехается. - За эту любовь.
От двусмысленности его ответов меня трясёт.
- Ты издеваешься, - говорю я. - Ты это сам сочинил. Только что. Нет никакой легенды. Нет такой Бэллы и предка одержимого ею тоже нет.
- Как скажешь, - он ставит меня на пол. - Пляши.
- Что...
- Танцуй для меня, Бэлла.
- Как ты, - вопрос забивается в горле. - Ты...
- Принцесса, - бросает с насмешкой, отходит назад и усаживается в кресло, вольготно разваривается там. - Вперёд. Порадуй своего хозяина. Если трахать тебя нельзя, то хоть так развлекай. Выплясывай от души.
Я оглядываюсь по сторонам, понимаю, что нахожусь в комнате. В его комнате, черт возьми. За всеми этими беседами не заметила, как сюда попала.
- Я не умею танцевать, - отвечаю медленно.
- Придётся научиться, - замечает мрачно. - Сейчас. Или ты предпочитаешь отработать моё гостеприимство иначе? На коленях? С набитым ртом?
- Тебе же нельзя трогать меня, пока я в таком состоянии. Пока у меня...
- Течёт только одна дырка, - отмечает без эмоций. - Остальные можно пустить в дело.
От его грубости передергивает.
- Ты мне больше нравился, когда рассказывал свои проклятые легенды, - выдаю как есть, честно.
- А ты лучше смотрелась с моим членом в глотке, - скалит зубы в ответ.
- Я изучала ваши традиции, - говорю и очень стараюсь, чтобы голос не дрогнул. – Запрет распространяется на все виды физического контакта. В период менструации я считаюсь нечистой. Грязной. Значит, трогать меня нельзя. Конечно, если ты следуешь нормам собственной религии.
Кажется хорошей идеей употребить побольше умных слов и терминов для охлаждения его пыла. Еще неплохо бы сразу понять, насколько он верующий. Возможно, потом удастся найти новую лазейку, опять добиться отсрочки, но уже по другому поводу.
- Раздевайся, - хрипло бросает Ахметов, напрочь игнорируя мои фразы.