Жестокая справедливость

Она была женщиной, и ей было не понять, что обязательно. Не цирк это был. Необходимая мера устрашения. Не Леонида Маркова — его уже не нужно было пугать, он и так от страха дошел до животного состояния и превратился в жалкий комок ужаса и отчаяния. Урок следовало преподать живым. Бойцам братьев Мартиросян, которые после бегства Артура могли решить, что и им тоже можно поступать по своему усмотрению. Кем бы тогда управляли Жорес и Саркис? На ком бы отыгрывались, за чьи спины прятались, кого использовали бы в качестве пушечного мяса и мальчиков на побегушках? Вожак без стаи уже не вожак, а ходячее недоразумение, одиночка, который очень скоро станет добычей других. Братья Мартиросян не хотели быть добычей. Для сохранения своей власти эти двое были готовы на все. В буквальном смысле.

Случайно наткнувшись на топор во время обхода судна, Саркис пришел с идеей к Жоресу, и тот одобрил предложение. Конечно, обычная казнь с отсечением головы была не столь впечатляющей, как, скажем, другие древние экзекуции, во множестве представленные в сериале, полюбившемся Саркису. Но он был не настолько самоуверен, чтобы воображать, будто способен сделать Леониду так называемые «крылья орла», когда перерубаются ребра на спине, чтобы вытащить наружу и развесить по плечам легкие казненного. Он и голову не слишком надеялся отсечь первым же ударом. Но попытка не пытка. Или пытка?

Это как посмотреть.

— Замри! — крикнул Саркис Леониду. — Голову ему держите! За волосы.

— А по руке не тяпнешь? — опасливо спросил Боня.

— Нет, если не подставишься. Вы расступитесь. Дальше, дальше.

Воспользовавшись сумятицей, Леонид вырвался из рук, державших его. Бандиты поступили опрометчиво, пытаясь удержать его всем скопом. Им следовало связать его и лишь удерживать в классической позе приговоренного на плахе. Они не сделали этого, и Леонид получил свой шанс.

Отбросив одного, потом другого, он бросился через палубу к борту. Расчет был прост. Спрыгнуть с «Бениты» и попробовать добраться до берега вплавь. Утонуть Леонид не боялся. Он был готов на все, лишь бы не лишиться головы, лишь бы не умереть немедленно. В открытом море у него появлялся шанс, сколько бы километров ни отделяло его от суши. Погони на шлюпке он не опасался, догадываясь, что армяне не удосужились заправить ее после визита на берег. Теперь бак был пуст или почти пуст. Пока бестолковые парни спустят лодку на воду, пока освоятся с веслами, Леонид будет далеко. Он верил в это. Он подпрыгнул красиво и легко, оторвавшись от палубы.

Страшный удар в спину опрокинул его грудью на фальшборт. Позади торжествующе засвистели и загоготали.

— Во! — прозвучал голос Саркиса. — Учитесь, как надо.

Леонид, скребя подошвами палубу, принялся толкать себя вперед, чтобы упасть в море вниз головой. Его взяли за ноги и потащили обратно. Он увидел, как Саркис поднимает топор, и понял, что помешало его бегству. Было трудно дышать. Наверное, топор при попадании сломал ему несколько ребер. Удар пришелся тупым концом, а не лезвием.

Леониду скрутили руки скотчем и заставили вновь встать на колени. Чья-то рука прижимала его виском к плахе.

— Тогда ее тоже убейте! — крикнул он, скашивая глаз. — Карину! Она твои деньги увела, Жорес. И твои, Саркис. Двадцать лямов!

— Какие двадцать лямов? — озадачились братья. — О чем он толкует, сестра?

— Это я ему по ушам ездила, — презрительно пояснила Карина. — Чтобы не сбежал раньше времени. Подвесила морковку на веревочке, а ослик наш и побежал. Лохам всегда замануха требуется.

Ей больше не было жалко Леона. Слабость продлилась недолго. Он заложил ее, чтобы утащить за собой в могилу. Пусть подыхает сам. Карина отвернулась. Потом не выдержала и посмотрела. Все же ей хотелось увидеть, как рубят голову. Хотя бы одним глазком.

— Кончай с этим, — махнул рукой Жорес.

Ему тоже не терпелось. Все зрители испытывали болезненное возбуждение.

Саркис поплевал на ладони. Взялся за гладкое древко и пошевелил пальцами, отыскивая положение поудобнее. Топор был тяжел. Это была приятная тяжесть. Саркис занес его над правым плечом, примериваясь.

Леонид не видел нависшего над ним лезвия, но почувствовал остро отточенный металл, нацеленный на его шею. Свою шею он тоже почувствовал. И голову. Очень скоро им предстояло разъединиться. Как это произойдет? Что будет потом?

Леонид перестал кричать и всхлипывать. Что-то спокойное и торжественное поднялось из глубины его души. Он больше не боялся смерти. Он даже призывал ее, потому что лишь она одна позволяла покончить со всей нелепой, беспорядочной, бессмысленной жизнью, которую было стыдно назвать своею.

— Руби, — выкрикнул он, зажмурившись.

Солнечный свет на мгновение был заслонен летящей тенью. Эта тень промелькнула, и жизнь оборвалась.

Последнее, что он услышал, это голос, посетовавший, что у него не получилось. Незачем было знать, кому принадлежит этот голос. Это не имело значения. Ничего не имело значения.

Глава двадцать девятая