— Хватит изображать из себя доброго милиционера, Аверин, — огрызнулась та. — Данка знала о невесте, да мы ее видели, она с Рустамчиком отплясывала на свадьбе и совсем не выглядела обездоленной. И Арисханова этого мы видели, если он настолько оскорбился, зачем приперся на свадьбу?
— Мне тоже это интересно, — неожиданно сменил тон Аверин, согласно кивнув, и Данка совсем потерялась в этих контрастах.
Разговаривать с ним было сложно, он настолько легко ломал все внутренние устоявшиеся представления, как железная болванка, разносящая бетонную стену в пыль.
— По всем правилам Арисханов должен быть оскорбиться, — Аверин потянулся, продемонстрировав напрягшиеся под рубашкой мускулы, — начать бегать по знакомым, жаловаться и обси… В общем, делать из Баграева недоговороспособного и нерукопожатного. Собственно, он и начал это делать, но только после того, как ваш брак был анулирован, что несколько странно. Поэтому я завтра туда вылетаю, разобраться на месте будет проще. Правильнее всего вам было бы на время переехать в мой дом, но это привлечет лишнее внимание. За вами присмотрит Волошин и Клим, это мой племянник, — пояснил он Данке.
— Константин Маркович… э… Костя, — поправилась она, поймав укоризненный взгляд. — У меня просьба. Можно попросить вас… тебя не смотреть эти кадры? Просто… просто они настоящие.
Аверин замолчал, склонил голову набок и сцепил пальцы в замок.
— Я уже их видел, Дана. Прости. Еще тогда, поскольку это касалось наследника Баграева, а я интересуюсь всем, что касается персон из высших криминальных кругов неважно какой давности. И конечно, они есть у меня в архиве.
Данка в отчаянии закрыла руками лицо. Неизвестно, на что она надеялась, но сейчас было невыносимо стыдно смотреть ему в глаза.
— Оля, сделай нам, пожалуйста кофе, — услышала она спокойный голос, а потом звук шагов и щелчок закрывающейся двери. Ее руки накрыли большие ладони и с силой оторвали от лица. Данка зажмурилась. — Послушай, девочка. Твоя сестра видела меня умирающим и беспомощным, видела, как из-под меня выносили судно, и что, я теперь должен прятаться и сгорать от стыда? Все мы в разные периоды жизни бываем уязвимы, и не твоя вина, что какая-то мразь этим воспользовалась. Ты не сделала ничего плохого или позорного, ты должна гордиться, что не сломалась, не сдалась, родила таких чудесных детей и продолжаешь сама их воспитывать. Посмотри на меня, Дана.
Она осторожно открыла глаза, Аверин сидел перед ней на корточках и продолжал держать за руки, в его взгляде не было ни брезгливости, ни осуждения, только тепло, и улыбался он с прищуром. Данка еле сдержалась, чтобы не броситься ему на шею в порыве благодарности, зато она теперь хорошо понимала, почему сестра с полпинка втрескалась в этого мужчину.
— Спасибо, — прошептала Дана, пожимая держащие ее пальцы.
— Все будет хорошо, Данка, — подмигнул Аверин, а потом точно также мигом переменил тон: — Но прежде, чем я уеду, я хочу знать: ты его все еще любишь?
Глава 31
— Данка, — терпеливо переспросил Аверин, — ты еще любишь своего Дана?
А ей снова будто скотчем рот заклеили. И мысли заметались, словно встревоженные птички по клетке. Дана не разрешала себе думать о своих чувствах к Даниялу, задвижки, за которые она их когда-то спрятала, были закрыты наглухо, а то, что прорывалось, старательно загонялось обратно.
Для них с Олей эта тема тоже была запретной, сестра щадила Данку и обходила зыбкую почву стороной. Но для Аверина, похоже, не существовало в принципе никаких запретов. Дана беспомощно на него глянула.
Хотелось закрыться, но тот крепко держал ее за руки, и она снова подняла голову, чтобы сказать решительное «нет». И не смогла.
— Зачем? — глухо проговорила. — Зачем, Костя?
— Затем, что должна быть причина, по которой ты решила сейчас начать копаться в этом деле, Дана! Почти пять лет тебя это не интересовало, а поверь моему опыту, ничего не происходит вдруг.
Он был прав, отпираться дальше было глупо.
— Я... Мы виделись с Даниялом, только он меня не узнал, — облизнув губы, призналась Данка.
Пришлось рассказать Аверину о встрече в ресторане на детском празднике. Тот слушал внимательно, склонив голову, и по его лицу ничего было не разобрать.
— Девочка, — мягко сказал Костя, поглаживая большими пальцами ее ладони, когда Дана умолкла, — я не спрашиваю, хочешь ли ты его вернуть, не спрашиваю, сможешь ли ты его простить. Я прекрасно понимаю, что ты готова всему миру доказывать, что устоишь перед предавшим тебя мужчиной. Но здесь нет всего мира, нет твоей сестры, нет твоего Сергея Викторовича. Я лишь хочу, чтобы ты сказала себе самой, любишь ли ты еще этого мужчину?
Воспоминания накрывали волнами — номер, заставленный розами, нависающий над ней Даниял. Его лицо напряжено, губа закушена, он весь горячий, исходящий желанием, и при этом очень-очень нежный… Ванная, полная лепестков и пены, Дан протягивает ей спелую ягоду клубники, а потом ловит ее губы своими... Пылающий камин и такие же пылающие объятия…