Жестокая тишина

В сущности Пандора не хотела оставаться дома одна, но она также не хотела, чтобы ее дочь оказалась в центре каких-либо страшных событий, приближение которых она чувствовала. Приняв решение отпустить Полетт к Уингам, Пандора сразу же почувствовала облегчение. Она очень любила Полетт, а если Алек оказался втянут в какую-то неприглядную или опасную историю, то Пандора хотела оградить от этого их дочь.

Светская жизнь Пандоры сильно изменилась после исчезновения Алека. Ее друзья, кроме Беверли, стали насаждать сомнения в ее душу: то Алек работал на ЦРУ, то связан с мафией, то погряз в долгах. Алек связан с наркобизнесом, но решил покончить со всем этим и начать новую жизнь на новом месте. Организация, на которую он работал, решила, что необходимо сменить его местожительство и имя. Хотя Пандора и отметала все эти предположения о заговорах и тайных обществах как совершенно беспочвенные и дикие, факт оставался фактом: его неожиданное исчезновение должно иметь какую-то подоплеку. Если только он не убит или не умер в результате несчастного случая, за всем этим что-то стоит. Несомненно. Пандора знала, что ее душевный покой нарушен и не восстановится, пока Алек не вернется или не будет найден. И даже тогда ничто уже не поправится.

Полетт была на седьмом небе от счастья, когда мать сообщила ей, что несколько дней она поживет у Уингов. Полетт уложила свои вещи – уже второй раз за этот месяц. Она вся дрожала от возбуждения при мысли о том, что отправится по Альпин-роуд в западную часть Беверли-Хиллз, где живет Дэвид.

Полетт понимала, что исчезновение отца теперь часто будет связано с поездками к друзьям, с житьем вне дома. Он пропал, когда она гостила у Балфуров. Теперь она отправлялась к Уингам, а это было еще дальше от дома. Накануне Полетт видела по телевизору интервью с семьей человека, которого более пяти лет держат заложником в Бейруте. Его жена сказала, что дети выросли без него. Полетт понимала, что три недели – это не пять лет, но если ее папа погиб, то она тоже вырастет без него. И никуда от этого не деться.

Родители Дэвида – китайцы. Раньше мистер Уинг был бизнесменом в Гонконге. Он приехал в Америку и женился здесь, в Сан-Франциско, восемнадцать лет назад. Миссис Уинг приехала из Китая учиться в Беркли. У них было трое детей. Дэвид – средний, у него две сестры – старшая и младшая. В воображении Полетт дом Уингов представлялся в виде пагоды, но на самом деле это был одноэтажный дом типа ранчо, с прямоугольным газоном, гаражом на три машины, овальным бассейном позади дома и спутниковой антенной на крыше. Единственные китайские атрибуты были внутри дома. Несколько предметов в гостиной, вазы, акварели, диванные подушки носили явно восточный характер. Полетт воображала нечто в стиле китайского ресторана и представляла себе необычные запахи засушенных восточных трав. Вместо этого все было пропитано застоявшимся сигарным дымом: мистер Уинг слыл заядлым курильщиком. Полетт была разочарована.

Дэвид отнес ее вещи в спальню, которую приготовили для нее, переселив младшую дочь Карен к ее старшей сестре Нэнси. Это была детская. При виде игрушек и плюшевых зверюшек Полетт почувствовала себя взрослой. Дэвид спросил, будет ли она сейчас разбирать свои вещи, и показал ей два ящика в шкафчике, которые освободили для нее. Дэвид улыбнулся ей. Оба понимали, что добились кое-чего: в течение некоторого времени они будут жить под одной крышей.

Пандора торопливо выпила чашку жасминового чая, приготовленного горничной миссис Уинг. Ей хотелось как можно меньше говорить об исчезновении Алека. Она была смущена: ведь как жена она оказалась несостоятельной. Теперь, в этой дружной семье, она чувствовала себя чужой, как бедная родственница, зависящая от милости других, не способная позаботиться о собственной дочери.

– Полетт может жить здесь, сколько захочет, – сказала ей миссис Уинг.

– Всего несколько дней. Я все еще навожу справки о муже.

– Если мы можем чем-нибудь помочь, только скажите. Представляю, как тяжело это для вас обоих.

Но даже говоря об Алеке, Пандора не думала о нем. Она думала, хватит ли у нее смелости позвонить Уайлдмену, а целуя на прощание Полетт, думала о его губах.

– Ма, ты не волнуйся особенно. – В глубине души Полетт была рада, что мать уезжает. – Со мной все будет в порядке.

Целуя мать, она целовала Дэвида. От предчувствия у нее по коже побежали мурашки. Теперь у меня есть кто-то, кто принадлежит только мне, думала она. Она представила себе, как они с Дэвидом завтракают, оба в пижамах, как он садится на край ее кровати. Тут уж она его не упустит.

Рука Пандоры, набирающая номер, который дал ей Уайлдмен, дрожала. Она сидела на кровати и смотрела на свое отражение в большом зеркале. «Что ты делаешь?» Слыша телефонные гудки где-то там, далеко, Пан, а может быть, и Дора, отвернулась, чтобы не видеть это отражение. Он снял трубку после третьего звонка.

– Слушаю.

Пандору испугал его резкий тон. «Положи трубку! Положи скорее!»

– Это Пандора.

– Как дела? У вас все в порядке? – Голос стал мягким, приветливым и нежным.

Пандора успокоилась.