Жестокие ангелы

— Да. Но думаю, не слишком серьёзно. Что-то меняется. У наших новых сэо есть план.

— Хамад, план есть всегда.

— Нет, — прошептал Хамад. — Не такой.

Я ожидал, что он продолжит, но он больше ничего не сказал. Мы пересекли Олд-Крамерс-Бридж, который слегка вибрировал от наших шагов. Я облизнул губы и пытался заставить себя думать. Я никогда не мог по-человечески есть и спать, находясь на борту своего напичканного прослушивающей аппаратурой корабля. Было ощущение, что находишься в клетке. Я хотел домой. Я хотел пообедать и рано лечь спать.

Если бы не Хамад, мой клерк, который никогда не говорил ничего лишнего. Он только что сказал мне о том, что я попал в гораздо большие неприятности, чем я думал, и начал с упоминания Капы.

«Ладно. Пусть. Что мне известно? Капа вернулся, и праведники прибывают. Мне приказано следить за праведниками, а Хамад беспокоится, потому что я не рассказал ему о Капе. Но я могу поговорить с праведником».

С длинного узкого моста мы шагнули туда, где когда-то был широкий балкон, а сейчас это место представляло собой нечто вроде оживлённой улицы. Я отступил в сторону, чтобы мимо смог пройти мужчина, нагруженный списанным листовым материалом. Я обернулся к Хамаду:

— Хамад, прошу вас, идите вперёд и убедитесь, что Лян встречает меня на станции. Пожалуйста.

Его лицо ничего не выражало, когда он склонил голову. Я расценил это как знак одобрения.

— Да, капитан. — И он зашагал вперёд намного быстрее, чем шёл я.

С минуту я постоял на балконе, ухватившись за перила, пока Хамад совсем не скрылся из вида. Его заявление о том, что ему нравилась эта работа, было убедительным и обнадёживающим, но я не питал иллюзий. Если бы дело дошло до тщательного расследования, Хамад не защищал бы меня дольше, чем я бы мог прикрывать его самого. И Хамад обладал властью отдать приказ о таком расследовании. Причина могла быть какой угодно, но особенно та, что я недостаточно серьёзно отношусь к выполнению своих обязанностей.

Страх расползался по моим внутренностям, как застарелая боль, снова давшая о себе знать. Я подумал о том, чтобы отправиться домой, и решил, что стоит рискнуть задержаться. Даже Хамаду потребовалось бы какое-то время на поиски праведника. У меня была возможность заглянуть к отцу.

В самом деле, всё, что уже произошло, было к лучшему.

Большинство громоздких старых зданий — театры, казино и публичные дома — было разрушено. На месте каждого возникло поселение, в котором внутреннее устройство было переделано в соответствии с установленными потребностями обитателей. Время от времени кто-то проявлял в этом переустройстве чуть больше энтузиазма, и целые этажи рушились и обваливались. Там, где раньше находилась Алтима, всё ещё высится холм из булыжников.

Моя собственная дверь выходила на открытую, неогороженную улицу. Единственный путь добраться до неё — пройти через прогнувшийся мост Биддена и спуститься по дребезжащей лестнице к нам на балкон. Когда-то прозрачная раздвижная дверь открывалась на крытую черепицей площадь, но я заменил её на новую, из перекованного металла, скреплённую болтами. Я постучал так, как было у нас условлено. В конце концов болты плавно повернулись, и передо мной, тяжело и со скрипом, отворилась дверь.

— Добро пожаловать домой, капитан.

Мой отец, Финн Жиро, на тот случай, если за нами наблюдают, слегка склонил голову и протянул руки, чтобы взять мою куртку.

Пятнадцать лет назад мои отец и мать продали себя в рабство, чтобы купить мне место в Академии безопасности. В ту же минуту, когда я получил чин и постоянную должность, я отправился их искать.

Пока я нашёл лишь отца. То, что я назвал его своим слугой, позволяло ему жить в моём доме, спать в собственной кровати, иметь собственное пространство и чувство собственного достоинства. Как лейтенанту, мне дозволялось иметь одного слугу. Как капитану — двух. От этого соглашения у меня внутри всё переворачивалось, но, если игра поможет сделать так, чтобы он был рядом, я буду играть.

Я дотронулся до его плеча, чтобы уверить его: на какое-то мгновение мы остались одни. Он кивнул и выпрямился.

— Всё в порядке? — спросил он высоким дребезжащим голосом. На нём был простой светло-голубой пиджак и брюки цвета буйволовой кожи. На ногах — новые начищенные ботинки. Всё в абсолютном соответствии с его положением лакея. Всё, кроме выражения его проницательных глаз.

Я пожал плечами.

— Мне нужно встретиться и поговорить с Лян Чэнем, — сказал я. — Что-то не так с этими праведниками. И одному Богу известно, что именно. — Я вытащил из кармана куртки письмо Эмилии и протянул ему. — Ты можешь передать это матушке Варус?

— Конечно, конечно. Сядьте и поешьте, мой сын-капитан. — В нашей маленькой полутёмной квартирке пахло жареной уткой и чесноком, а мой желудок уже громко урчал. — Я знаю, у тебя нет времени отдать должное этой еде. — Он отмахнулся от моего предложения ещё до того, как я его произнёс. — Я отнесу то, что останется, матушке Варус.