Он опустил руку, которой сжимал цепь, и переплел свои пальцы с пальцами Эдди. Так они и сидели в летней тишине, которую нарушало только стрекотание кузнечиков, и смотрели, как обжигающий ветер, словно обезьяна, прыгает по веткам деревьев.
— И каково оно? — негромко спросила Эдди.
Джек поднес руку к груди.
— Как будто весь мир уместился вот здесь.
Она улыбнулась.
— Это потому что ты дома.
— Эдди, все дело в том, что я не дома, — ответил он. — Я не могу остаться.
— Конечно, можешь.
— Я имею в виду, что не могу остаться в Сейлем-Фоллз, Эдди. Я тут никому не нужен.
— Мне нужен, — с дрожью в голосе сказала она.
— Да. — Джек взял ее руку и поцеловал. — Именно поэтому я и должен уехать. Боже, ты же видела, что было сегодня, когда мы вышли из зала суда! Видела, как какая-то женщина загородила от меня своего ребенка. Видела, как парень вышел из закусочной, как только увидел, что я там. Я так жить не могу, и ты не сможешь. Что будет с закусочной, если жители отвернутся и от тебя?
Возможно, из-за того, что, когда на Сейлем-Фоллз опустился вечер, жара спала, возможно, из-за нахлынувших воспоминаний о дочери, которая играла на этой площадке, возможно, из-за того, что ее душа настолько исстрадалась, что сдалась без боя, но в этот момент Эдди приняла решение. Она встала напротив Джека, обхватив его ноги своими, чтобы он не смог уйти.
— Я ведь тебе уже говорила, — сказала она, пристально глядя на него, — не бросай меня!
— Эдди, я нигде подолгу не задерживаюсь, а у тебя есть дом.
— Да. Мой дом там, где ты.
И она поцеловала его, словно заклеймила своей верой.
Когда Эдди подняла глаза, Джек улыбался.
— А как же закусочная? — спросил он и посадил ее к себе на колени.
— Отец справится. Ему это необходимо. А я… У меня накопилось десять месяцев отпуска.
Они лениво покачивались на качели, любуясь закатом, который слизывал пламя со свинцовой тропинки и разбрасывал по ночному небу звезды. Джек представил, как повезет Эдди в Грецию, в Португалию, в долину Луары во Франции. Покажет ей фонтан Треви, Канадские горы, как они заберутся на стодвухэтажный небоскреб Эмпайр-стейт-билдинг.
— Мы поедем, к моей маме, — пообещал он. — Думаю, ты ей понравишься.
— Она живет в Нью-Йорке?
Джек кивнул. И подумал, что для благополучной развязки Нью-Йорк ничем не хуже остальных городов.
Вскоре после полуночи Амос Дункан проснулся. Он лежал в кровати, накрывшись, словно еще одним одеялом, шестью обостренными чувствами. Его не покидало ощущение, что что-то не так.
Он накинул халат и, неслышно ступая, направился в спальню Джиллиан. Дверь была распахнута, одеяло сброшено с кровати.
Он нашел дочь сидящей в темноте за кухонным столом. Перед ней стоял нетронутый стакан молока. Она подперла тяжелую голову рукой, взгляд сосредоточен на чем-то, что видела только она одна.
— Джилли, — прошептал он, чтобы не напугать ее.
Джиллиан очнулась от забытья, непонимающе огляделась по сторонам и с удивлением посмотрела на отца.
— Ой, — растерянно сказала она, — я… я просто не могла заснуть.
Амос кивнул, продолжая держать руки в карманах халата.
— Знаю. Я тебя понимаю, Джилли. Но… может быть, так и лучше.
Она повернулась к нему. Как же в полумраке она была похожа на свою мать!
— Нужно продолжать жить. Попытаться забыть случившееся. Пусть все будет так, как раньше.
Джиллиан отвернулась, и Амос нерешительно коснулся ее подбородка.
— Ты ведь знаешь, что все ради твоего блага, Джиллиан, — пробормотал он с нежной улыбкой. — Кто любит тебя больше всех?
— Ты, — прошептала Джиллиан.
Амос протянул руку, и она положила на нее свою ладонь. Потом он притянул ее к себе — старый, старый танец. Джиллиан закрыла глаза, слезы ее уже давно высохли. Мысленно она была далеко-далеко, когда губы отца коснулись ее губ, в очередной раз запечатывая их уговор.
Интервью с Джоди Пиколт
Что побудило вас написать эту книгу? Вы так любите языческие традиции и легенды?