Жестокие люди

Хотел бы я знать, станет ли мне в таком случае легче? Будет ли мне казаться, что я искупил свою вину? Может, лучше написать отцу вместо этого? Он же, кажется, ждет, что я скоро приеду. Так почему бы не сказать ему правду? Снять камень с души… Жизнь была так несправедлива ко всем нам. Я так запутался, что чуть не стал описывать, как музыкант-англичанин спрашивал про вазелин у моей мамы.

Мне хотелось самому наказать себя, и поэтому я начал сочинять письмо, в котором представил все так, словно у нас все просто прекрасно. Интересно, на что бы это было похоже?

Дорогой папа!

Я приеду двадцать четвертого числа, днем. Это так здорово, что этим летом я увижу тебя и людей племени яномамо. Наверное, это будет самое лучшее лето в моей жизни. Кстати, я прочитал книгу о родственных связях в примитивных сообществах, которую ты рекомендовал…

Я начинал это письмо несколько раз, и каждый раз – с подобных слащавых фраз, и, в конце концов, решил, что события можно представить и таким образом:

Дорогой папа!

Мне очень жаль, но вряд ли мне удастся приехать к тебе этим летом. Мы с мамой долго говорили об этом, и решили, что для нас всех будет лучше, если мы подождем еще год, потому что тогда я смогу возить тебя на «Лендровере». Извини, что передумал чуть ли не в последнюю минуту. Надеюсь, мы не нарушили твои планы. Ты, наверное, будешь рад узнать, что этим летом я собираюсь серьезно заняться подготовкой к экзаменам для поступления в колледж. Кроме того, мне хочется подучить испанский, а также и английский, раз уж я собрался поступать в Гарвард.

Учитывая то обстоятельство, что экзамен по испанскому я вообще не сдал, а в тесте по английскому и математике набрал меньше 800 баллов, у меня было больше шансов быть принятым в команду «Нью-Йорк Янкиз», чем поступить в Гарвардский университет.

Но мой отец учился именно там, и я полагал, что это письмо должно было ему понравиться. Разумеется, с действительным положением вещей это письмо имело мало общего, но это к делу не относится. Я в себе давно разочаровался, так зачем разочаровывать еще и своего отца?

Маме я решил ничего не говорить о том, что написал это письмо, потому что она наверняка захотела бы его прочитать. Она погрузила свой массажный столик в багажник машины, и умчалась на первый сеанс массажа для мистера Осборна. Я же пешком отправился на почту.

Я шел по размытой дождем дороге, которая пролегала по краю кукурузного поля, и забавлял себя тем, что подкидывал ногой камни, лежащие на дороге. Из-за этого на моих ботинках образовалась коричневая корка грязи. Гейтс вез нас как раз по этому маршруту. Потом я увидел в сосновом лесу оленя с белым хвостом, который ожесточенно тер свои словно покрытые темно-бордовым бархатом рога о ствол дерева. Остановившись на середине моста, принялся плевать в речку. В воздухе пахло жимолостью и навозом. А тут еще это письмо в моем кармане, в котором я заявил о своем намерении посещать лекции в Гарвардском университете… Черт! Я был похож на этого придурка Джона Уолтона!

Но вы знаете, после того, как я прошел милю, наблюдая всю эту деревенскую красоту, то подумал: «А почему бы мне действительно не поступить в Гарвард?». Все преподаватели, которые проваливали меня на экзаменах, постоянно твердили моей матери, что я – неисправимый лентяй, и мог бы учиться намного, намного лучше, если бы приложил к этому хоть какие-то усилия. А что, если мне и правда позаниматься этим летом по книгам, которые мама купила для того, чтобы я подготовился к экзаменам? И послушать кассеты с записями на испанском? Надеюсь, я не оставил их в Нью-Йорке вместе с порножурналами. Даже если и так… мама мне новые купит. «Hola, Isabella», «Como esta usted?», – стал я повторять про себя. – «Esta bien?», «Si, gracias».

Все, с этого дня начинаю новую жизнь. У меня все решено. Я собирался воплотить в жизнь все то, о чем только что написал своему отцу, и мысленно уже не только поступил в Гарвард, но и закончил его, получив диплом с отличием – все благодаря успехам в занятиях антропологией. Потом мне привиделась статья, напечатанная в «Нью-Йоркере», в которой я делился с читателями воспоминаниями о том, как жил со своим отцом на земле племени яномамо. Папа наконец-то избавился от своей старой жены, и сидел теперь рядом с мамой, держа ее за руку. И он ездит на таком же автомобиле, что и Райан О'Нил в фильме «История любви». А моя девушка – вылитая Джули Кристи. Правда, она не играла в «Истории любви», но зато она нравится мне намного больше, чем Эли МакГроу.

Даже не знаю, до чего бы я еще додумался, если бы вдруг, повернув за угол, не увидел шикарную машину друга Джилли. Он, кажется, был не очень рад меня видеть. А когда его подруга завопила: «Эй, притормози, это же Финн!», Двейна это явно взбесило. Он поехал медленнее – специально, чтобы швырнуть в меня пустую банку из-под пива.

– Эй ты, любитель марихуаны, держись подальше от моей девушки, а то я тебе башку разобью.