Наконец, заиграл оркестр. Они исполняли кантри. Уолтер Пикл, по настоянию Осборна, взобрался на сцену и объявил, что сейчас все будут танцевать кадриль. Потом начал громогласно выкрикивать названия фигур. Многие, соблазнившись веселой мелодию, пустились в пляс, изображая нечто вроде танца. Со стороны это выглядело комично. Пикл, улыбаясь и брызгая желтой от табака слюной, командовал «Танцуем кадриль с девушкой-левшой». Это было очень смешно. Тут я заметил Майю и миссис Лэнгли. Она продиралась через толпу, наступая людям на ноги и опрокидывая их стаканы. Она стремилась быстрее добраться до меня, и была слишком счастлива, чтобы извиняться.
Наклонившись ко мне, моя возлюбленная прошептала: «Почему я тебя раньше не встретила?». Осборн, увидев это, улыбнулся, и одобрительно закивал мне. Миссис Лэнгли, державшая в руке банку с лимонадом, поцеловала меня в обе щеки и сказала: «Бонжур, Финн». Хотя мы праздновали День Независимости, сегодня я чувствовал себя немного французом.
Потом Майя сообщила мне, что ее отец чувствует себя прекрасно, и что доктора говорят, что он вернется домой через три, а может, и через две недели. А я спросил:
– Где же Брюс?
– Я здесь, сэр.
Майя говорила мне, что он перекрасил волосы в свой натуральный цвет. Но она забыла упомянуть о том, что его преображение включало в себя и смену гардероба. Вместо саронга на нем был надет полосатый костюм из легкой ткани и галстук-бабочка. Кроме того, он нацепил на нос очки в роговой оправе – видимо, раньше он носил контактные линзы. Он был похож на Кларка Кента – актера, сыгравшего Супермена.
Потом я понял, что это не просто новый имидж. Брюс решил новую жизнь.
– Пойду попрошу Томми Фаулера купить для меня вина. Тебе принести, Брюс? – предложила Майя.
– Нет, – резко ответил он. – И тебе тоже пить не следовало бы.
– А, да, я забыла. Финн, познакомься с новым Брюсом. Этот человек очень похож на моего брата, но он куда более занудный.
– Нет никакого нового Брюса. Просто теперь, когда папа вышел из комы, у нас у всех появился второй шанс. И я не собираюсь его упускать.
Майя отправилась на поиски Фаулера, а ее брат торжественно сообщил мне:
– После того, как папа пришел в себя, я решил, что мне необходимо определить свои приоритеты. – Вид у него был виноватый. Майя вернулась, держа в руках два бокала белого вина.
– Я рад видеть тебя, Финн. Говорят, вас с дедушкой теперь водой не разольешь?
– Будь осторожен, Брюс, дед рассказал ему о семейных тайнах, о которых даже мы с тобой не знаем. Представляешь, бабушка приказала установить камеру в лесном домике. Она хотела получить доказательства его связи с той австралийкой. Теперь эта пленка у Финна. Он собирается ее проявить. – Вообще-то, Майя обещала никому не говорить о том, что я ей рассказал. – Он даже мне не сказал, где ее спрятал.
Она лежала (вместе с марихуаной) у трубы с горячей водой в туалете в моей спальне. Я был рад, что не разболтал ей это. Правильно сделал.
– Тебе остается надеяться только на то, что она не работала, когда ты проводил время в этом домике вместе с Джилли. Представляешь, что было бы, если бы эти снимки увидел Двейн? – продолжала изводить своего брата Майя. Все по моей милости. Теперь я во второй раз пожалел о том, что выдал ей все свои секреты.
– Извини меня, Брюс, я не должен был говорить ей о Джилли. – Вдруг кто-то сильно треснул меня по спине, так что я уронил свой стакан с пивом. Это был Двейн.
– Привет. Как поживаешь, друг-рыбак?
Джилли поздоровалась со всеми. Они оба напились. Потом он опять направились к бару, и Двейн, повернувшись, крикнул:
– Я заеду за тобой как-нибудь на днях, и мы отлично развлечемся.
Брюс подождал, пока они не отошли достаточно далеко.
– Тебе не за что извиняться, Финн. Я только что понял, что мне не стоит гордиться тем, что происходило в спальне этого дома.
Когда Уолтер Пикл закончил табачную кадриль, Брюс попросил меня подержать его пиджак. Он взобрался на помост, закатал рукава рубашки и взял в руки микрофон.