Жестокие мили

Когда Того исполнилось полгода, Сеппала отдал его одной женщине, которой хотелось иметь собаку, когда она вернется в Штаты. Того, названный так в честь японского адмирала, выигравшего Русско-японскую войну, взбунтовался против цивилизованного образа жизни и начал вести себя еще хуже. Через несколько недель он сбежал, разбив оконное стекло, и вернулся к своим товарищам, хотя псарня находилась в нескольких милях от нового места жительства. Сеппала его принял. «Собака, настолько преданная своим первым друзьям, заслуживает того, чтобы ее взяли назад», – заметил он позднее.

Еще несколько недель Того продолжал своевольничать и терроризировать ездовых собак, когда те выходили на тропу. Его замашки забавляли, злили и озадачивали Сеппалу. Он заметил, что когда Того встречает приближающуюся упряжку на тропе, то бросается к вожаку и прыгает на него, словно пытается расчистить путь для своего хозяина. Такое поведение едва не стоило ему жизни. Однажды он подбежал к упряжке маламутов, которые так сильно погрызли его, что его пришлось срочно везти назад в Литл-Крик. Благодаря этому происшествию Того набрался бесценного для ездовой собаки опыта. Вожака очень трудно научить обгонять другую упряжку, не отвлекаясь и не ввязываясь в драку. Остаток своей жизни Того, обходя другую упряжку, натягивал ремни, взвизгивал и мчался вперед, оставляя противников позади. «Подобно многим людям, – говорил Сеппала, – Того дорого заплатил за науку».

Того было около восьми месяцев, когда ему представилась возможность показать, чего он стоит не только как ездовая собака, но и как вожак. Однажды утром Сеппала отправился в старательский лагерь за Номом. Он привязал Того на псарне и велел не спускать с привязи в течение двух дней после его отъезда. Сеппала торопился. Старатель, нашедший золотую жилу в Дайм-Крик, в 160 милях от Нома, нанял Сеппалу, чтобы тот как можно быстрее доставил его на место. Сеппала не мог позволить, чтобы Того по дороге докучал его упряжке. Пес, ненавидевший заточение, в тот же день освободился от пут, перепрыгнул через двухметровую изгородь из проволочной сетки, окружавшую псарню, но угодил задней лапой в ячейку. Повиснув на одной ноге по другую сторону изгороди, Того «визжал, как поросенок», пока не вышел работник и не освободил его. Он плюхнулся на землю, перекувырнулся и бросился вслед за Сеппалой.

Пес бежал всю ночь до постоялого двора в Соломоне, а потом спокойно расположился на ночлег на свежем воздухе.

На следующий день, пустившись в путь, Сеппала заметил, что его собаки слишком стремительно сорвались с места. Он объяснил это тем, что где-то впереди они учуяли северного оленя. Но вскоре он заметил вдали одинокую бегущую собаку. Это был Того с его обычными фокусами. Весь день он облаивал северных оленей и, проказничая, кусал за уши вожака. Когда Сеппала наконец поймал Того, ему ничего не оставалось, как запрячь пса последним в упряжке, чтобы внимательно за ним приглядывать. Когда он надевал на Того упряжь, тот успокоился и стал серьезным. Пес усердно тянул нарты, сосредоточив все внимание на тропе. Сеппала был изумлен. Он понял, чего все это время добивался Того: он хотел стать членом команды.

В течение дня Сеппала переставлял Того все ближе к началу упряжки. Под вечер восьмимесячный пес разделил лидерство с ветераном по кличке Раски, пройдя в упряжке в свой первый день семьдесят пять миль. Для неопытного щенка это было совершенно неслыханно. Из малолетнего правонарушителя Того превратился в вундеркинда. «Я нашел прирожденного вожака, – сказал Сеппала, – о котором мечтал многие годы».

В среду 28 января над постоялым двором в Толоване наконец взошло солнце. Это был конечный пункт путешествия Шаннона, однако он все еще не появлялся. Среди тех, кто ожидал Шаннона на постоялом дворе, греясь у трех больших печей, был двадцатиоднолетний Эдгар Калландс.

Калландс, по его собственным словам, был одиночкой, и собаки играли важную роль в его жизни. Он вырос в маленькой деревне в глубинке, и его лучшим другом был щенок. Просто рядом никого другого не было. «Он был моей собакой, или я был его собакой. Так или иначе, – вспоминал он, – мы росли вместе». Когда Калландс стал взрослым, его любовь к собакам стала еще сильнее. Тогда как большинство собак, освобожденных от упряжки, убегало в лес, собаки Калландса всегда оставались рядом с ним, рассчитывая на его ласку. «Когда я ухожу и возвращаюсь, они меня ждут, и я долго их ласкаю. Я не просто глажу одну собаку и иду дальше. Я ласкаю их всех. Когда бы я ни оказался среди них, они всегда мне рады».

Около одиннадцати часов утра, когда тишину в Толоване время от времени нарушает лишь треск деревьев на морозе или звон раскалывающегося на реке льда, Калландс услышал топот собачьих лап и скрип полозьев по снегу.

Это был Бешеный Билл Шаннон. Упряжка приближалась, и Калландс с хозяином постоялого двора и его семьей вышли, чтобы помочь.