Жестокие намерения (ЛП)

Теперь у меня есть возможность сбежать благодаря небольшому наследству, которое тетя Женевьева оставила мне в тайне от отца. Конечно же есть припрятанные в разных местах наличные, но большая часть, оставленных мне, миллионов надежно лежит на оффшорном счете, который она открыла на мое имя. А, благодаря связям Ксавье, у меня есть поддельное удостоверение личности и другие необходимые документы, надежно спрятанные в ящике в туннеле.

Но я не настолько наивна, чтобы думать, что могу исчезнуть без следа. Я верю, что отец подстроил смерть матери, потому что она пыталась сбежать и планировала забрать меня и Дрю с собой. У меня есть смутные воспоминания, как незадолго до смерти она говорила, что мы переезжаем в новый дом.

Знаю, что, если бы я исчезла, отец сделал бы все возможное, чтобы найти меня. Я отказываюсь оглядываться через плечо всю оставшуюся жизнь, поэтому нужно обезопасить себя. Нужно шантажом заставить отца отпустить меня, поэтому я использую любую возможность разузнать хоть что-то.

Отцы все еще здесь, а это означает, что что-то произошло, и я хочу знать, что именно.

Я останавливаюсь перед большим зеркалом инкрустированным золотом, наношу блеск для губ и провожу расческой по волосам. Затем я провожу руками по облегающему красному платью, тщательно проверяя отражение, убеждаясь, что я выгляжу женственно и изысканно.

Отец не разрешает мне ходить по городу, если я не одета соответствующим образом, и я давно перестала бунтовать против этого.

У меня есть битвы поважнее.

Довольная своим внешним видом, я решительно стучу в дверь кабинета и, не дожидаясь приглашения, захожу внутрь.

Трое мужчин поднимают головы, когда я вхожу в комнату. Чарльз Бэррон старший, тепло улыбается мне. Папа хмурится, а Кристиан Монтгомери, мой будущий тесть, раздевает меня глазами так, что тело пробирает неприятная дрожь. Гребаный подонок.

— Что я тебе говорил о том, чтобы врываться сюда? — рявкает отец, взбалтывая янтарную жидкость в стакане в руке.

— Я постучала, — хлопаю ресницами с самым невинным выражением лица.

— Чего ты хочешь, Эбигейл? — вздыхает он.

— Я хотела напомнить тебе о балетном концерте в следующую пятницу. Ты ведь успеешь на него?

Отец наклоняется вперед в кресле, пристально глядя на меня.

— Я буду там. Я когда-нибудь пропускал хоть одно выступление?

Нет, но ты ходишь на них не потому, что хочешь подбодрить меня или гордишься мной. Ты там, потому что этого от тебя ждут.

— Ладно. Счастливого пути, отец.

Я киваю отцам Чарли и Трента.

— Мистер Бэррон. Мистер Монтгомери.

Когда я выхожу из комнаты, я оставляю дверь слегка приоткрытой, не настолько, чтобы они заметили, но достаточно, чтобы я могла подслушать все, что они скажут.

— С каждым днем она становится все больше похожа на Оливию, — говорит Бэррон.

— Не напоминай мне, — рычит мой отец.

— Мой сын — счастливый человек, — добавляет Монтгомери.

— Нам нужно закончить это дело и отправляться в путь, — говорит мой отец.

— Мы можем использовать это в наших интересах, — спокойно произносит Бэррон. — Они пришли к нам. Они на нашей территории. Мы можем контролировать, как это будет происходить.

— Время не могло быть еще хуже, — огрызается мой отец.

— Это сделано намеренно, — соглашается Монтгомери. — Она сможет с этим справиться?

— Она крепче и жестче, чем кажется.

— Все женщины слабы, особенно хорошенькие, — отвечает осел Монтгомери.

— Это будет хороший тест, — предполагает Бэррон.

— Возможно, — соглашается мой отец. — Но в любом случае выбора нет. Если дела пойдут плохо, наши сыновья наведут порядок, когда вернутся.

— Итак, мы договорились, — говорит Бэррон. — Мы не будем вмешиваться.

— На данный момент, — добавляет Монтгомери.

Скрип стульев предупреждает меня о надвигающейся опасности, и я снимаю туфли и бегу по коридору босиком в спальню.

Я неловко сгибаю руки, изо всех сил пытаясь застегнуть молнию на платье на спине, когда дверь неожиданно распахивается. Паника тяжелым грузом давит мне на грудь, когда я оказываюсь лицом к лицу с будущим тестем. Оскар стоит в дверном проеме позади него, почти не пытаясь скрыть гнев.

— Ты не против? — говорит Кристиан Монтгомери, отталкивая телохранителя и захлопывая дверь у него перед носом.

— Почему ты здесь? — я выпрямляюсь, упираю руки в бедра, отказываясь поддаваться страху.

— Я хотел напомнить тебе, что ты принадлежишь моему сыну.

Он обходит меня и становится за спиной, откидывает волосы в сторону и без приглашения вцепляется пальцами в молнию. Мурашки бегут по коже, и холодок пробегает по спине. Теплое дыхание обдувает мой затылок, и желчь наполняет рот. Требуется огромное усилие, чтобы не дрожать физически. Или блевать.

— Я все прекрасно помню. Вы не даете мне об этом забыть.

Я бы хотела, но это слишком часто бросается мне в лицо, чтобы когда-нибудь забыть.

— Держись подальше от Маршалла, Лаудера и Ханта, — добавляет он, медленно расстегивая молнию.

— Не знаю, на что ты намекаешь, но я никогда не давала Тренту повода сомневаться в моей лояльности, и я не собираюсь начинать сейчас.